Мерцание золотых огней
Шрифт:
Теперь хоть можно вздохнуть с облегчением. Есть у неё жилье, временное, правда, она не собиралась оставаться здесь надолго. Да это и невозможно. Чужая квартира, она и есть чужая. Но пожить в ней, пока мать отыщется, можно. Главное, никто не будет её хватать здесь грязными лапами. Никто не станет бить. И возвращаться домой, если это можно назвать домом, будет совсем не противно. Ни грязи, ни вони. И проститутки с их подозритель ными, да просто страшными клиентами, не будут сюда соваться.
Вот и хорошо. Надолго ли?
Кто его знает!
Не только временное жилье,
И Юля уступала. Боялась, что если откажет, он обидится и уйдет, а она останется одна в этой квартире. Ночью здесь было страшно. Уступала, терпела, стиснув зубы. А потом с тоской вспоминала другого мужчину, у которого такие восхитительные ру ки. Его нужно было забыть, выбросить из сердца, но - не получа лось, и Юля злилась, обещала себе, что будет верна Сане... до тех пор, пока ни найдет мать.
Может, привыкнет и даже полюбит, а может, и нет.
Там будет видно.
Юля задернула шторы, включила настольную лампу, вчера ку пила, и осторожно (нога все ещё болела) прилегла на диван. Ком ната погрузилась в таинственный полумрак. Хорошо-то как было просто лежать на диване, он хоть старый, да теперь - чистый. Лежать, не чувствуя вони и зная, что никто тебя не станет хва тать, стаскивать грязными лапами трусы, оскорблять... Больше двух месяцев она жила в Москве, отвыкла от тишины и покоя.
От нормальной человеческой жизни отвыкла...
Длинный звонок в дверь поднял её с дивана. Саня пришел, она уже знала, как он звонит.
– Юлька!
– восторженно воскликнул он, опуская на пол плас тиковый пакет с продуктами.
– Как у тебя здорово!
– Это у нас здорово, - с улыбкой поправила его Юля.
– Ну, ты сегодня опять сражался с бандитами? Знаешь, я уже стала волно ваться за тебя.
Она и вправду волновалась, когда он уезжал на службу. По тому что сейчас он был очень нужен ей, слишком много было свя зано с ним.
– Да, все нормально, - Иваненко пренебрежительно махнул ру кой. Сражаться - дело нехитрое. Сложнее выследить, взять с по личным, доказать вину. А ты как себя чувствуешь? Нога не беспо коит?
– Немножко. Я тут повесила шторы, прилегла на диван и, знаешь, о чем подумала?
– Расскажи. Но вначале я тебя отчитаю. Почему ты, вредная девчонка, сама вешала шторы? У тебя нога больная, я же просил, подожди, вернусь - все сделаю.
– Да мне уже не терпелось посмотреть, угадала я с расцвет кой или нет. Представляешь, угадала! Так хорошо получилось, прямо смотреть приятно.
– А мне на тебя приятно смотреть, - Иваненко обнял её, жад но поцеловал.
– Ты способна украсить не только эту комнату, но и Георгиевский зал в Кремле.
– В Кремль меня пока что не приглашают, - засмеялась Юля. Что ни говори, а приятно слышать такое.
– Приходится украшать эту комнату... шторами!
– Юля, ты хотела рассказать, о чем раздумывала тут без ме ня?
–
– Ну и прекрасно, Юлька! А я тебе тоже хотел кое-что ска зать. Есть новости для тебя.
– Говори скорее! А то вдруг забудешь.
– Даже две новости. Но одна - очень важная. Ты даже не представляешь себе, какая важная!
– Говори, ну говори же, Саня!
– Сперва новость просто важная. Сегодня я снова допрашивал Колготина. Он дал показания, где нет ни слова о тебе. Посидел пару дней в камере с отпетыми рецидивистами и понял, что в его ситуации лучше не... не...
– он запнулся, подыскивая выражение, приемлимое для любимой девушки.
– Не выделываться. К тому же я доходчиво растолковал, что, во-первых, за сговор с целью ограб ления ему дадут больше, во-вторых, ты выступишь в суде и расс кажешь, как он издевался, вряд ли это понравится судьям. И в третьих, при обыске мы обнаружили, что он замышлял убить тебя, дабы избавиться от свидетеля его преступления. А если признает ся, что сам выследил Лаврентьева, сам решил его ограбить, пото му что есть было нечего, глядишь, и разжалобит суд. Год-другой получит.
– Это важно для меня?
– Скорее, для меня.
– Когда же ты скажешь, что очень важно для меня?
– топнула ногой Юля.
– Я жду-жду, уже прямо терпения нет.
– А покормишь?
– Посмотрю, что это за новость. Если и вправду важная, и покормлю, и напою, и спать уложу на чистые простыни. Ну говори же, говори, Саня!
– она дернула его за рукав куртки.
– Не скажу, - улыбнулся Иваненко.
– Как это?!
– удивилась Юля.
– Об этом и говорить нечего, - он достал из кармана листок бумаги и протянул Юле.
– Возьми, и все сама поймешь.
Юля взяла листок посмотрела на семь цифр и пожала плечами.
– Похоже, номер телефона, - она подняла на Саню непонимаю щий взгляд.
– Ну и что?
– Позвони, узнаешь.
– Что узнаю?
– Ну хорошо, - сжалился Иваненко.
– Ох, какая же ты недогад ливая, Юлька! Это телефон твоей матери. Она живет на даче, на Рублево-Успенском шоссе под Москвой. Сейчас она там. Не в Ита лии, а под Москвой. Ты можешь хоть сейчас поговорить с Раисой Федоровной Омельченко.
– Правда?..
– Юля замерла, глядя на Иваненко широко раскры тыми глазами. Не верилось, что все-таки она нашла мать.
– Ты что, Юлька, не веришь?
– Спасибо, Саня...
– она поцеловала его в щеку, взглянула на синие цифры и покачала головой.
– И верю и не верю... И страшно. Вот сейчас позвоню, а она скажет: не знаю тебя, и знать не хочу! Тогда что? Возвращаться в Ростов нельзя, оста ваться в этой квартире не хочу.... Страшно, Саня.
– Ты не бойся, Юлька! Давай, корми меня, а потом что-ни будь придумаем. Кстати, я тут продуктов купил, может быть, уст роим праздничный стол?
– Устроим, - улыбнулась Юля. Одной рукой она подхватила сум ку, другой взяла под руку Иваненко и направилась на кухню.