Мерецков. Мерцающий луч славы

Золототрубов Александр Михайлович

–  Это мой живой клад!
– бойко откликнулся Уборевич.
– Предлагаю выпить за этот клад коньяку!

–  У вас, Иероним Петрович, как я понял из беседы с начальником штаба округа, большое внимание обращается на изыскание путей повышения ударной мощи стрелковых и артиллерийских частей, - сказал Тухачевский.
– Это очень важно.

Лицо у командующего Уборевича от выпитого коньяка покраснело, он повеселел, ему захотелось поведать Тухачевскому о том, что удалось сделать в округе и что ещё предстоит сделать.

–  Михаил Николаевич, недавно мы провели учения в одной стрелковой дивизии, в штат которой ввели батальоны танков, - заговорил

Уборевич.
– Всё прошло очень удачно, и мы сделали такой вывод: включить в штаты стрелковых полков танковые подразделения. Вы нашу инициативу поддержите?

–  На все сто процентов!
– почти торжественно произнёс Михаил Николаевич. Он взглянул на сидевшего напротив Мерецкова. Его рюмка была наполнена коньяком.
– А вы что, голубчик, не пьёте?

Кирилл Афанасьевич молча взял рюмку и вмиг опорожнил её.

–  Вот теперь я вижу, Иероним Петрович, что у тебя начальник штаба не только умеет проводить учения, но и не прочь выпить!
– засмеялся Тухачевский.

–  Он человек воспитанный, соблюдает субординацию: увидел, что замнаркома опорожнил рюмку, тогда и свою выпил, - усмехнулся Уборевич.

–  Своего рода тактика, но не на поле брани!
– пошутил Тухачевский.
– Так вот о вашей идее насчёт включения танков в штат стрелковых полков, - весело продолжал он.
– В Красной Армии ещё маловато танков, но мы будем форсировать их производство, ибо война будущего - это война моторов! Правда, Клим Ворошилов, мой теперешний нарком, с этим не согласен, и ему вторит его боевой друг Семён Будённый, до мозга костей преданный лошадям. Но я стою на своём. Да, Варшаву в двадцатом году я не взял, тому было немало причин, но кто мне запретит ратовать за танки и моторы для Красной Армии?

«В нём уже заговорил коньяк, - подумал Мерецков, наблюдая за Тухачевским.
– И всё же он сам признает, что Варшава на его совести».

–  У тебя, Михаил Николаевич, немало боевых заслуг, Варшава была на закуску, но проглотить её не удалось, - промолвил Уборевич.
– Ну и к чёрту её, Варшаву! Уже за то, что в марте двадцать первого года ты подавил Кронштадтский мятеж, командуя 7-й армией, тебе надо при жизни поставить памятник. Что, разве я не прав? А ещё раньше ты дал жару адмиралу Колчаку [13] ... Нет, у тебя заслуг столько, сколько волос на моей голове.

13

Колчак Александр Васильевич (1873-1920) - один из руководителей российской контрреволюции, адмирал. Участник Русско- японской войны 1904-1905 гг. и Первой мировой войны. В 1916-1917 гг,- командующий Черноморским флотом, в 1918- 1919 гг. «верховный правитель Российского государства», провозгласил себя верховным главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами России. После разгрома бежал из Омска в Иркутск, где был арестован и расстрелян.

–  Иероним Петрович, чего ты, голубчик, прибедняешься?
– добродушно упрекнул Уборевича замнаркома.
– У самого-то не меньше заслуг. Ты вот лучше ему, Мерецкову, помоги осилить науку побеждать.

–  Он её уже осилил, а когда начнётся война, на деле покажет, как надо бить врага!
– весело ответил Иероним Петрович.

Мерецков предложил наполнить рюмки.

–  А за что выпьем?
– спросил Уборевич.

–  За то, чтобы в каждом из нас жило высшее искусство!
– едва не продекламировал Тухачевский.

Когда

все опорожнили рюмки, Мерецков спросил:

–  Михаил Николаевич, что значит высшее искусство и в чём его корень?

Тухачевский снисходительно улыбнулся, поведя бровями.

–  А то, Мерецков, почаще заглядывай в книги, - сказал он без укора.
– Читал Монтескье? Так вот сей гений советует убеждать человека, когда не следует принуждать, руководить, когда не следует повелевать, - это и есть высшее искусство!

–  Кажется, Монтескье сказал, что законы воспитания - это первые законы, которые встречает человек в своей жизни?
– спросил Кирилл Афанасьевич, хитро прищурив глаза.

–  А ты, Мерецков, не так прост, как я думал!
– добродушно чертыхнулся замнаркома.
– И всё же ты знаешь в военной науке меньше, чем я!

–  Потому-то и слушаю вас, Михаил Николаевич, чтобы знать больше, учусь понимать военную науку, чтобы, как вы говорили, быть не Наполеоном, а хотя бы чем-то похожим на него.

Тухачевский пристально посмотрел на начальника штаба, и в его глазах тот увидел огоньки.

–  Запомни, Мерецков, будущее - за танками и авиацией, плюс к тому артиллерия! Надобно лишь уметь ими распорядиться на поле брани.
– Он попросил Уборевича дать ему закурить.
– У меня кончились папиросы. Ещё махнём по рюмашке, и мне пора, друзья, в гостиницу. А завтра с утра на поезд!

На другой день перед отъездом в Москву Тухачевский зашёл в штаб в сопровождении Уборевича. Увидев его, Мерецков вскочил с места и собрался было отдать рапорт, но замнаркома остановил его жестом:

–  Не надо рапортовать, Кирилл Афанасьевич. Скажите, как вам тут служится?

–  Хорошо, Михаил Николаевич, - улыбнулся Мерецков.

–  Мне кто-то говорил, что вам хочется послужить на Дальнем Востоке. Это правда?

–  Я готов служить в любом месте, куда меня сочтут нужным послать!
– Лёгкая тень набежала на лицо Кирилла Афанасьевича.
– А вообще-то хорошо, когда начальника или командира переводят из одного района в другой: есть возможность изучить различные театры военных действий на случай войны.

–  Что верно, то верно, - согласился Тухачевский.

По лицу Уборевича скользнула улыбка.

–  У меня, Михаил Николаевич, медвежьей болезнью никто не страдает, а тем более Мерецков, - сказал он.
– Будь моя воля, я бы давно назначил его командующим округом.

–  А ты напиши об этом в аттестации, Иероним Петрович, мы с наркомом Ворошиловым рассмотрим твоё предложение.
– Тухачевский взглянул на Мерецкова.
– Сколько вам лет?

–  Тридцать восемь!

–  Зрелый возраст, так что, Иероним Петрович, подумай о своём кандидате.
– Михаил Николаевич подошёл к Мерецкову и пожал ему руку.
– Учения вы провели отлично!

–  Старался, товарищ замнаркома!
– растрогался Кирилл Афанасьевич.

Пожалуй, не меньше Мерецков волновался, когда узнал, что к ним на учения, связанные с теорией глубокого боя, едут начальник Генштаба Красной Армии Егоров и поенные делегации некоторых соседних государств.

–  Что, поджилки трясутся?
– усмехнулся Уборевич.

–  Есть немного, - признался Кирилл Афанасьевич.

Но учения прошли, как говорится, без сучка и задоринки. Войска действовали слаженно, чётко. Огонь по противнику умело вели и пехота, и артиллерия, и танки. Авиация метко бомбила передний край. Егорова так захватило зрелище «боя», что ему захотелось покинуть укрытие, чтобы ощутить дыхание «войны».