Меридон, или Сны о другой жизни

Грегори Филиппа

— Ну-ка осади его, — внезапно крикнул Роберт, и я потянула поводья, испугавшись, что делаю что-то не так. — Держись крепче. Выше, вверх, Сноу.

Шея Сноу почти задела мой нос, когда он встал на дыбы и забил передними копытами в воздухе. Но я изо всех сил вцепилась в его гриву и осталась в седле.

— Спускайся, — приказал мне Роберт, и я легко соскользнула на землю. — Подай ей хлыст, — приказал он Джеку, и тот протянул мне хлыст, тепло улыбаясь.

— Встань перед лошадью, близко, как только сможешь, и прикажи ей подняться на дыбы, громко хлопнув по земле кнутом.

Так, как здесь нарисовано, — приказал Роберт, показывая на свой фургон.

Я внимательно глянула на Сноу и щелкнула кнутом изо всей силы.

— Вверх! — крикнула я, и конь вознесся надо мной как гора.

Его черные копыта колотили воздух прямо над моей головой. Я щелкала кнутом, высоко подняв его, но и его длинная ручка не доставала даже до морды коня.

— Вниз! — приказал громко Роберт, и лошадь резко опустилась передо мной.

Я погладила его нос и увидела, что черная краска запачкала мою руку. Оглядев себя, я убедилась, что вся в ней измазалась.

— Мне следовало дать тебе халат, — извиняющимся тоном произнес Роберт и вытащил из кармана большие серебряные часы. — О, мы задерживаемся. Ты не поможешь Джеку подготовить лошадей ко второму представлению?

— Да, конечно, — сразу согласилась я.

— Ты тоже любишь лошадей? — обратился Роберт к Данди.

— Нет, — сказала она и приветливо улыбнулась ему. — Я люблю другую работу. Лошади слишком грязные.

Он кивнул и вытащил из кармана пенни.

— Понятно, для этого ты слишком хорошенькая, — сказал он и бросил ей монету. — Это тебе, чтобы подождала сестренку. Можешь пойти постоять у ворот, только следи, чтобы никто не проскользнул без билета.

Данди ловко поймала одной рукой монетку и легко согласилась.

Пока она сидела у ворот, я помогла Джеку отмыть от краски Сноу, расчесать гривки маленьких пони и украсить их бубенчиками и плюмажами, а затем напоить их и немного покормить овсом. Джек работал серьезно, но то и дело оглядывался на Данди, которая напевала и прихорашивалась в ожидании зрителей. И солнце освещало ее ровным золотым светом, будто лаская.

ГЛАВА 3

Мы не уходили с арены до ночи, пока не кончилось представление и я не вычистила и не покормила лошадей. Я спокойно работала, зная, что Данди рядом и ждет меня, не сводя с Джека глаз.

— Я сегодня получила два пенса, — ликующе сообщила я, подходя к сестре и вытирая грязные руки о такую же грязную юбку.

— А у меня есть три шиллинга, — просияла в ответ Данди. — Могу один из них дать тебе.

— Данди! — с ужасом воскликнула я. — Из чьего это кармана?

— Одного толстого старого джентльмена, — тут же призналась она. — Он дал мне полпенни, чтобы я купила для него стакан лимонада у разносчика. И когда я вернулась со стаканом, его карман оказался в опасной близости от моей руки.

— А вдруг он узнает тебя? — спросила я.

— Конечно узнает. — Данди с раннего детства была осведомлена

о своей красоте. — Но он никогда не подумает, что это сделала я. Побежали скорей, потратим деньги.

Мы оставались на ярмарке, пока не спустили все наши денежки. Данди с удовольствием обчистила бы еще пару карманов, но вокруг работала целая шайка воров и они могли ее заметить. В этом случае нам пришлось бы отдать им все, что было у нас, и получить взамен изрядную взбучку.

Было уже темно, когда мы возвращались домой. Я пошла взглянуть на наших лошадей: старый мерин улегся спать, и было мало надежды, что утром он сможет проснуться. А от дохлой лошади проку немного, даже если попытаться выдать ее мяснику за говядину.

Мы все уже спали, когда дверь отворилась и в фургон ввалился отец. Займа даже не проснулась. Она храпела как извозчик, причем развалилась на кровати прямо в одежде и даже не сняв позолоченного ожерелья. Все это заставило нас предположить, что она тоже не теряла времени даром. Наш фургон шатало, как корабль в плохую погоду, пока отец добирался до койки, я слышала, как хихикала Данди под одеялом, но мне было не до смеха. Отвернувшись к грязной стене, я пыталась вообразить знакомый дом из желтого песчаника, тенистый парк и белого, как морская пена, жеребца, скачущего ко мне. А я стояла на террасе в зеленой, как трава, амазонке, поджидая его.

Утром отец жестоко расплатился за свое пьянство, но Займа пострадала еще больше. Он увидел ожерелье и потребовал деньги, которые она заработала. Она клялась, что у нее был только один мужчина и заплатил ей всего шиллинг, но отец не поверил и принялся бить жену ее же ботинком. Данди и я поспешили укрыться под фургоном. Сестра прихватила с собой и ребенка, она всегда очень боялась, что Займа однажды запустит им в отца в пылу драки.

Мы сидели между колесами и чувствовали себя в полной безопасности. В это время на ступеньках своего фургона появился Роберт Гауэр с кружкой дымящегося чая и приветливо пожелал нам доброго утра.

Следом за ним вышел Джек. Они оба вели себя так, будто были слепы и глухи, но мы не покидали своего убежища. Наконец шум наверху затих и плач Займы стал тише. Данди и я не спешили вылезать, но Роберт Гауэр встал со ступенек и зашагал к нашему фургону.

— Джо Кокс! — громко позвал он.

— А, это вы, — угрюмо отозвался отец, появляясь в дверях и щурясь от яркого солнца. — Вы надумали купить моего прекрасного жеребца? Он все еще продается.

Прекрасный жеребец лежал совсем неподвижно. Вызывало большое сомнение, что он сможет когда-нибудь подняться.

— Может быть, я куплю пони, если он будет готов к концу недели, — ответил Роберт Гауэр. — Я наблюдал, как ваша дочка тренирует его. Сомневаюсь, что она добьется этого.

— Она просто ленивая сучка, — огрызнулся отец и сплюнул на дорогу. — Она и ее ни на что не годная сестрица. Это не мои дочки, меня ими однажды наградили. — Тут он повысил голос. — А моя жена — шлюха и воровка. И она тоже намерена всучить мне девку.

Роберт Гауэр понимающе кивнул. Его чистая рубашка так и сверкала в утренних лучах.