Мэрилин Монро. Страсть, рассказанная ею самой
Шрифт:
Хотя я в те месяцы ничего не играла, наставник, хотя бы духовный, мне был нужен.
К Ли Страсбергу и его методу погружения относились по-разному. Очень многие считали Ли настоящим шарлатаном, но было немало и тех, кто почти боготворил. Я относилась ко вторым.
Почему «относилась»? Потому что сейчас не отношусь. Страсберги талантливы, но у Ли такой же холодный ум, как у Артура Миллера. К тому же, усердно занимаясь в студии, я окончательно разучилась делать хоть что-то, а все заверения Ли и Полы в моей гениальности и способности стать второй Дузе не больше чем пустышка, даваемая детям, чтобы не плакали. Зато я окончательно потеряла уверенность в себе,
Пять лет я во всем подчинялась диктату Ли и его жены Полы, которая ездила со мной на съемки и присутствовала на площадке, как раньше Наташа Лайтесс. И так же, как Наташу, Полу ненавидят режиссеры и играющие со мной актеры. Страсбергов ненавидит Милтон Грин (а они его) и Артур Миллер (тоже взаимно). Я не пытаюсь понять почему, это их дела. Пять лет я пыталась, присутствуя на занятиях студии или слушая советы Ли и Полы, забыть все, чему учила Наташа, забыть о существовании актерской техники и играть методом погружения.
По мнению Ли, нужно настроиться на образ, который ты намерен сыграть, погрузиться в его сущность, только тогда возникает полное слияние с этим образом, тогда придут нужные жесты и интонации. Слова приводили меня в восторг, потому что подобное я слышала у Миши Чехова, ему удавалось погружаться в образ почти мгновенно, несколько секунд, и перед тобой был уже совсем иной человек… Но я-то так не умела и не научилась. Постоянно помня о необходимости погружения, я пропускала все остальное, забывала текст, последовательность действий, жестов, не могла сосредоточиться.
Почему никто не объяснил, что метод не годится для кино, что это театральный метод, а скорее, вообще метод этюдов. Актеру на съемочной площадке некогда и негде погружаться, он должен играть с лета, все вокруг меня это умели, я – нет. Повторяю: в театре можно войти в роль и не выходить из нее до конца спектакля, на съемочной площадке этого не сделаешь. Мои отвлечения и консультации с Полой воспринимались как каприз или простое неумение играть. Каждый дубль становился все мучительнее.
Пола старалась помочь, она очень старалась, но что она могла, если для погружения нужно время, а его нет. Дальше замкнутый круг: нас торопят, я нервничаю, никакого погружения не происходит, значит, по мнению Ли, играть нельзя, но простаивать тоже нельзя, я снова нервничаю… В конце концов режиссер орет, обещает больше никогда не снимать меня, дубль следует за дублем, и только на двадцатом я чувствую, что погрузилась. Однако к этому времени все остальные уже выжаты как лимоны, никто не хочет и не может не только играть, но и просто держаться на ногах. Виноватой объявляют меня, всеобщая ненависть обеспечена. Капризная Блондинка, не способная сыграть простую сцену несколькими дублями, опять едва не сорвала съемку.
Купаться во всеобщей ненависти совсем не то, что купаться во всеобщей любви. Я долго не понимала, почему это происходит, а когда осознала, удрала из Нью-Йорка так же, как раньше из Голливуда. Нет, метод погружения не для меня, нервов не хватит.
Но пять лет я всецело зависела от Страсбергов и таблеток, которыми меня щедро снабжали Милтон Грин и Пола. Она утешала, кормила снотворным, заслоняла грудью от всех обвинений и невзгод, но вела куда-то не туда.
Док, я безумно благодарна Ли и Поле за учебу, за заботу, за постоянную готовность прийти на помощь, всегда старалась оплатить любые их услуги, но платила не только деньгами, но и своей зависимостью. Я очень зависимый человек, и если опытный наставник говорит перед всеми, что я ничего не смогу без их помощи
Как избавиться от зависимости? Ведь я же марионетка, действую только по подсказке, только по чьему-то движению руки. Актриса не может быть столь зависимой и беспомощной. Я понимаю, что Вы не актер и никакого отношения к этой профессии не имеете, но ведь Вы же психоаналитик, скажите, как научиться жить самостоятельно, без ежеминутного наставничества не только в игре, но и во всем остальном? Я попала в полную зависимость не только от Страсбергов, но и от психоаналитиков, Гринсону приходится подсказывать, что мне думать, как относиться к тому или иному вопросу.
Но ведь несамостоятельной, неспособной ничего решать самой стала моя мама. Неужели меня ждет такая же участь?!
Артур Миллер. Надежды и потери
Артур Миллер – мой третий муж. И последний? Почему-то кажется, что больше не будет, разве что вернуться к Ди Маджио…
Я не спрашиваю, знаете ли Вы Артура Миллера, кажется, его знает вся Америка, вся грамотная Америка, умеющая читать и считающая себя интеллигентной. У Артура Пулитцеровская премия, его пьесы идут в театрах по всему миру, он умный. Очень умный. У Артура есть все, чего мне так не хватало в остальных мужчинах. Но у него один недостаток – разум сильнее сердца. Может, это достоинство, я не знаю, но для меня недостаток.
Хорошо, когда человек умен, когда он способен разобраться в том, что происходит с тобой или даже с собой, умеет разложить по полочкам чувства и мысли, увидеть их со стороны. Это хорошо для психоаналитиков, но не для мужа, тем более моего…
Было время, когда я еще не полностью надела эту маску и надеялась справиться с ней. Тогда я и встретила Артура Миллера. Он приехал в Голливуд со своей пьесой, не буду утомлять Вас рассказом о перипетиях, в результате которых они с Элиа Казаном оказались в разладе, а пьесу Гарри Кон не взял, испугавшись прокоммунистической направленности. Миллер отказался изменять что-либо, что повлекло немалые проблемы, а с Казаном они в результате даже поссорились, но это не сразу.
Я тогда была любовницей Казана в надежде, что он найдет мне роль в каком-нибудь своем фильме. Не удалось, и роль не получила, и с Элиа расстались.
Между нами с Миллером в момент первого прикосновения вспыхнула искра, но Артур был женат и, хотя семья уже практически распалась, делал отчаянные попытки что-то склеить и сохранить, даже купил дом и сам принялся пристраивать к нему веранду.
Я не могла представить интеллигентного Артура Миллера, умного очкарика, с молотком в руках и гвоздями в зубах. Но меня меньше всего интересовала веранда Миллера и куда больше он сам. Казалось, вот такой человек сумел бы оценить по достоинству меня настоящую, хотя я прекрасно видела, что он очарован оболочкой.
Но это же только временно, пока он не понял, что за внешностью сексапильной Блондинки скрывается душа Нормы Джин, той, что читает Достоевского и после совета самого Артура спешно купила трехтомник Карла Сэндберга о Линкольне и проштудировала биографию этого президента, как учебник по выживанию. Он увидит, что я интересуюсь серьезными вещами, люблю серьезную литературу, и хотя плохо в ней разбираюсь, но учусь, что я люблю читать и стараюсь наверстать упущенное за годы бесконтрольного чтения….