Мэрилин Монро
Шрифт:
То, что она «не больно рвалась к сексу» и ее репутация среди коллег по школе была незапятнанной, подтверждается еще и довольно символичной заметкой в гороскопе (с громким названием «Взгляд в будущее»), помещенном в школьной газетке, в соответствии с которым Норма Джин в один прекрасный день должна была стать «лучезарно улыбающейся директрисой пристанища для старых дев». Вот какая информация появилась в местном издании, хотя Норма Джин на вечеринках никогда не простаивала у стены, совсем недурно отплясывала румбу и гротескные групповые танцы, а перед тем как покинуть свою среднюю школу, «обучилась действительно современной штучке, "нью-йоркеру"» — медленному и весьма замысловатому танцу, которому предстояло покорить Калифорнию.
Морену благодаря присущему ему обаянию удавалось избежать проблем — как со стороны полиции (принимая во внимание автомобили, которые он «одалживал» не только у отца), так и от родителей нескольких девушек из Эмерсоновской
На групповой фотографии выпускников его класса ученики послушно улыбаются, усиленно стараясь сохранить для взоров потомков серьезное выражение лица. Однако стоящий среди них Чак Морен в дерзком жесте поднял и вытянул средний палец левой руки в направлении фотоаппарата. Можно только догадываться о последующей реакции на это со стороны школьной администрации, а также родителей. Во всяком случае, Чак в течение следующих двух лет отправлял Норме Джин поздравительные открытки на День святого Валентина. Вышвырнутый восемнадцать месяцев спустя из средней школы-лицея за плохое поведение, Морен ненадолго уехал из Лос-Анджелеса, после чего записался добровольцем в армию. Его отправили на войну, где он погиб через месяц после того, как ему стукнуло двадцать.
Прежде чем завершился 1940 год, Норма Джин нашла наконец подругу своего возраста. Элинор, вторая дочь Дока Годдарда, приехала, чтобы поселиться вместе с отцом и Грейс в квартале Ван-Найс на Эрчвуд-авеню. В это же самое время Ана Лоуэр начала жаловаться на серьезные проблемы с кровообращением и на другие сердечно-сосудистые недомогания, так что Норма Джин вернулась к Годдардам и подружилась с Элинор, которую близкие звали Бебе.
Бебе Годдард, будучи всего на шесть месяцев младше Нормы Джин, была приятной и красивой девочкой, которой исполнилось четырнадцать лет за неделю до Рождества. Она была к тому же боевой, стойкой и энергичной — ее вынудила к этому жизнь, а повествование о детстве Бебе вызывало у любого слушателя дрожь ужаса. Родители развелись, когда ей было полтора года. Некоторое время она вместе с братиком и сестричкой воспитывалась у матери, но позднее у миссис Годдард началось психическое заболевание и женщина стала опасной для окружающих. «Это была настоящая трагедия, — вспоминала многие годы спустя Бебе Годдард. — Она была настоящей психопаткой, без всяких угрызений совести и без всякого сознания того, что есть добро и что зло. Эта женщина, если хотела, умела быть приятной и пробуждать доверие, но потом безо всякой паузы превращалась в непредсказуемую и взрывоопасную особу». Бебе, которую перевозили то туда, то сюда, от родственников к чужим людям — она перебывала чуть ли не у дюжины приемных семей по всему Техасу, — созревала, ухаживая за братом и сестрой, преодолевая страх перед невозможностью выжить и страдая от ледяного безразличия отца. Имеет смысл припомнить эти печальные события в детстве Бебе, поскольку многое из того, что Мэрилин рассказывала о первых годах собственной жизни, в действительности довелось пережить Бебе. Легендарные истории о двенадцати или тринадцати приемных семьях, о физических наказаниях и избиениях, о недоедании и настоящем голоде — все это Мэрилин «одолжила» из реального прошлого Бебе и произвольным образом использовала в воспоминаниях, как только появлялась потребность привлечь на свою сторону прессу и завоевать общественное сочувствие. «То, о чем я поведала Норме Джин в ту первую зиму, произвело на нее огромное впечатление. Она проявила ко мне глубокое сочувствие, и очень быстро мы стали близкими подругами».
Обе девушки были яркими особами, брызжущими радостью и энергией. Имея абсолютно одинаковый рост, вес и цвет волос, они одалживали друг другу одежду и косметику, а Грейс всегда была готова дать им ценный совет по поводу макияжа. В соответствии с тем, что утверждает Бебе, именно в ее обществе Норма Джин впервые в жизни стала без малейшего смущения резвиться и проказничать, а еще она научилась смеяться. «Все ее обожали. У нее был такой блестящий талант веселиться».
Норма Джин посещала среднюю школу имени Эмерсона вплоть до окончания девятого класса, что имело место в июне 1941 года. Ее выпускные оценки по испанскому языку, обществоведению и физическому воспитанию не производили особого впечатления, а что касается такого предмета, как риторика с привитием ораторских навыков, то она чудом не завалила его, поскольку страх перед тем, что ее сочтут ограниченной и непригодной для привлечения в компанию однокашников, все время сдавливал ей горло и лишал речи. Однако на занятиях по журналистике, которые вела мисс Крэйн, она продемонстрировала выдающиеся способности и необычайное чувство юмора. Фамилия Нормы Джин Бейкер часто фигурировала в тот год в общешкольной газете «Эмерсонец», поскольку она пописывала в рубрику «Всякая
После анализа и сопоставления результатов более чем полусотни анкет, распространенных в школе, мы приходим к выводу, что для пятидесяти трех процентов наших молодых людей идеалом девушки является блондинка. Сорок процентов отдают предпочтение брюнеткам с голубыми глазами, а семь утверждают, что хотели бы очутиться на безлюдном острове с рыжеволосой девчонкой... Если иметь в виду максимальное единомыслие анкетируемых, то идеальной девушкой была бы блондинка с медовым отливом волос, изящной фигурой и правильными чертами лица, притом элегантная, интеллектуальная и одаренная в спортивном отношении (но все-таки женственная); кроме того, она должна быть лояльной подругой.
Что ж, мечтать не вредно. В принципе, она описала себя, включая те черты, которыми хотела бы обладать.
Одной из этих желанных черт являлось преодоление страха перед публичными выступлениями. Невзирая на растущую популярность Нормы Джин и ее все более глубокую убежденность в собственном умении обращать на себя внимание, продолжало существовать фундаментальное препятствие, которого ей так никогда и не удалось преодолеть. Этот факт подтверждался ее посредственными результатами на уроках по ораторскому искусству, во время которых она своей робостью и страхом перед публичным высказыванием доводила почтенного преподавателя, мистера Ступса, буквально до бешенства. Чем усерднее учитель призывал и подталкивал, тем больше ученицу заклинивало в молчании, результатом чего явились довольно-таки печальные последствия — эти события положили начало наблюдавшейся у Нормы Джин на протяжении всей жизни тенденции к заиканию. Как члена редакционной коллегии, издававшей школьную газету, ее попросили стать секретарем класса. «А я ответила: "М-м-м-могу не больше пары м-м-м-минут в м-м-м-месяц". Это было страшно» [68] .
68
Она вообще заикалась довольно часто. — Прим. автора.
Точно так же как Норма умела творить чудеса со своим более чем скромным гардеробом, и легкое заикание она смогла превратить в некое светское достоинство. В июне 1941 года Норма Джин попала в группу всего из нескольких ребят и девушек, которые в специально выпущенном классном алфавите оказались благодаря своим необычным чертам как-то выделенными и отмеченными: «А — амбициозный: Джон Харфорд... В — веселая: Мэри Джин Бойд... О — очаровательная: Нэнси Мун... Р — радикальный: Дон Болл...» И — за своеобразное остроумное упрямство, попросту: «М-м-м-м: Норма Джин Бейкер». И в школе, и за ее пределами она была «девушка Ммммм». Используя свое милое заикание, она сопрягла его со звуком, который слышала от ребят в свой адрес. Всегда впечатлительная, осторожная и несмелая — она была достаточно находчива и изобретательна, чтобы уметь обратить собственные недостатки в достоинства.
Норма Джин провела первый семестр десятого класса (второй год обучения, начинающийся в сентябре 1941 года) в средней школе Ван-Найса, находившейся ближе к дому Годдардов, чем уже упоминавшаяся университетская средняя школа в западной части Лос-Анджелеса. Здесь она получила еще худший аттестат, чем в Эмерсоновской школе. Оказалось, что Норме Джин трудно было сосредоточиться на школьных обязанностях, поскольку ее внимание рассеивал и отвлекал симпатичный, умеренно высокий (178 сантиметров), темноволосый и голубоглазый молодой человек с крошечными, но убийственными усиками. Его звали Джеймс Доухерти, и его семья занимала в том же Ван-Найсе дом прямо напротив Годдардов, чуть вдали от Эрчвуд-стрит.
Джим Доухерти, родившийся 12 апреля 1921 года в Лос-Анджелесе, в двадцатилетнем возрасте пользовался репутацией, которая коренным образом отличалась от славы Чака Морена. Самый младший из пятерых детей в семье, которой пришлось пережить тяжкие времена в период кризиса, он успел пожить в Ван-Найсе в самой натуральной брезентовой палатке, целыми днями работая на сборе фруктов, прежде чем его родители вместе с детьми смогли позволить себе снять маленький дом. В средней школе Ван-Найса Джим неизменно выступал на школьных представлениях, был звездой футбольной команды и выиграл выборы на пост председателя ученического совета. Находил он время и на то, чтобы в целях пополнения семейного бюджета подрабатывать, хватаясь за самые причудливые виды деятельности: бывал чистильщиком обуви, делал бутерброды в кондитерской и принимал участие в торжественных церемониях местной погребальной конторы — последней работой он продолжал заниматься и после окончания школы. Чтобы иметь возможность помогать матери и братьям с сестрами, он отверг предложение одного из колледжей о предоставлении спортивной стипендии.