Мерле и Королева Флюидия
Шрифт:
Комната, отведенная им Ункой, была небольшой, пропахшей сыростью, но, к счастью, светлой, так как находилась на третьем этаже. В Венеции дневной свет, не говоря уже о свете солнечном, можно увидеть только со второго этажа, да еще, если повезет. Перед окном расстилалось море желто-красных черепичных кровель. Значит, ночью можно смотреть на звездное небо, а днем на солнце, если от работы останется немного времени.
Комната находилась в задней части мастерской. Из окна Мерле разглядела внизу дворик с круглым каменным колодцем
Унка оставила девочек одних, пообещав им через час принести поесть. Обеим следовало пораньше лечь спать, чтобы хорошо выспаться к своему первому дню обучения.
Юнипа ощупала кровать вдоль и поперек и осторожно села на матрац. Обеими руками нежно погладила одеяло.
– Ты видела одеяло? Какое мягкое!
Мерле села с ней рядом.
– Оно, наверно, очень дорогое, - сказала она рассеянно. В приюте одеяла были тоненькие и колючие, да еще блохи по ним прыгали.
– Должно быть, нам очень повезло, - сказала Юнипа.
– Мы еще Арчибальдо не видели.
Юнипа подняла одну бровь.
– Тот, кто берет слепую девчонку из приюта, чтобы ее чему-то научить, не может быть дурным человеком.
Мерле разозлилась: - А ты не видишь, что он одних сирот в ученики набирает? Какие родители сами отдадут своих детей в такое место, которое называется канал Изгнанников?
– Но я же совсем слепая, Мерле! Меня всегда все только шпыняли и ругали.
– С тобой в приюте так плохо обращались?
– Мерле с состраданием поглядела на Юнипу. Сжала ее худенькие пальцы в своих руках.
– Я, например, очень рада, что ты здесь.
Юнипа смущенно улыбнулась.
– Мои родители меня выгнали из дому, когда мне исполнился год. А в платье засунули письмо. Там говорится, что они не желают растить калеку.
– Ужас.
– Сама-то ты как в приют попала?
Мерле вздохнула.
– Один надзиратель в приюте рассказывал, что нашел меня в плетеной корзине, плывшей по каналу.
– Она пожала плечами.
– Как в сказке, правда?
– В грустной сказке.
– Мне было тогда два дня отроду.
– Кто же выбрасывает ребенка в канал?
– А кто выкидывает слепого ребенка на улицу?
Они обернулись друг к другу и негромко рассмеялись. Подернутые белой пленкой глаза Юнипы ничего не могли видеть, но у Мерле было такое чувство, будто они обе обменялись взглядами, говорящими о многом. Ступая по жизни вслепую и на ощупь, Юнипа была более чуткой, чем обычные люди.
– Твои родители не захотели, чтобы ты утонула, - твердо сказала она. Иначе они не стали бы с тобой возиться и укладывать в плетеную корзину.
Мерле опустила голову.
– Они еще кое-что в корзину положили. Ты не хочешь...
– она смолкла.
– ... взглянуть?
–
– Извини.
– Ничего. Я и так пойму. Эта вещь у тебя с собой?
– Всегда, куда бы я ни шла. Одна девчонка в приюте хотела ее стащить, так я воровке все волосы выдрала.
– Мерле смущенно хмыкнула.
– Мне, правда, было тогда всего восемь.
Юнипа тоже засмеялась.
– Теперь мне придется ночью свои волосы в косу заплетать.
Мерле легко дотронулась ладошкой до волос Юнипы: какие густые и какие светлые, как у снежной королевы.
– Ну, что еще было в твоей корзине?
– спросила Юнипа.
Мерле встала, развязала узелок и вынула свое сокровище, - кстати сказать, в узелке, кроме старенького платьица, больше ничего не было.
Сокровищем оказалось овальное с короткой ручкой зеркало величиной примерно с человеческое лицо в рамке из какого-то желтого сплава, - в приюте многие на него зарились, думая, что рамка золотая. В действительности же рамка была не золотой и даже не металлической, но твердой, как алмаз. Однако больше всего удивляло само зеркало. Оно было не стеклянным, а водяным. Если до него дотрагивались, по нему проходила зыбь, но как его ни крутили, из него не выливалось ни капли.
Мерле вложила ручку зеркала в пальцы Юнипы, и незрячая девочка крепко сжала ее в кулаке. Вместо того, чтобы ощупать зеркало, она вдруг приложила его к уху.
– Оно что-то шепчет, - сказала тихо Юнипа.
Мерле поразилась:
– Шепчет? Я никогда не слышала.
– Ты же не слепая, как я.
– На лбу Юнипы обозначилась маленькая глубокая складка. Она с интересом вслушивалась.
– Их тут много. Я не могу разобрать слов, слишком много голосов, и они очень далеко. Но они перешептываются друг с другом.
Юнипа опустила зеркало вниз и провела левой рукой по овальной рамке.
– Это картина?
– спросила она.
– Нет, зеркало, - возразила Мерле.
– Но ты не бойся, оно водяное.
Юнипа ничуть не удивилась, словно так и должно было быть. Только когда она дотронулась кончиком пальца до водяной поверхности зеркала, то невольно вздрогнула и сказала:
– Оно холодное...
Мерле покачала головой.
– Нет, вовсе нет. Вода в зеркале всегда теплая. Если туда что-нибудь сунуть, то когда вынешь, все остается сухим.
Юнипа еще раз потрогала воду.
– А мне она кажется холодной, как лед.
Мерле взяла у нее из рук зеркало и погрузила в него указательный и средний пальцы.
– Теплое, - снова сказала она и повторила с некоторым упрямством: Оно никогда не бывало холодным, никогда в жизни.
– Кто-нибудь еще его трогал? Хочу сказать, - кроме тебя?
– Нет, никто. Я хотела дать его потрогать одной монахине, которая навестила наш приют, но она страшно испугалась и сказала, что это дьявольская штуковина.