Мерло красное или Мурло страстное
Шрифт:
Пересилила и села. Как классно я села поняла менее чем через полчаса… И в моей голове до сих пор звучит визг тормозов и хлопки.
И вот после слов начальника охраны, опять накрыло чувство опасности. Я занервничала с удвоенной силой. Валидол перестал действовать, вернув мне нервозность и подвижность, а Женька, идущий рядом с опаской покосился.
— Все в порядке, нервничаю. — Мы шли в Vip палату, в которую Бадри определили после операции.
— Оно и видно ты трижды перезастегнула рубашку… И перестань волосы поправлять.
— Паклями
— Нет. Раздражает. И что такого тебе сказал тот…? Ты сама жертва обстоятельств должна дома отлеживаться, а не тут сидеть.
— Вот это меня и тревожит. Он предложил остаться… и кому? Мне — корреспонденту, а тебя настоятельно советовал отправить восвояси.
Мы остановились возле палаты. Хмурый Женькин взгляд остановил мою новую попытку расстегнуть рубашку. Пришлось взяться за рукава.
— И что?
— А не нравится мне это. Как будто бы сейчас свидетелей добивать придут.
— Ну и фантазия у тебя. — В первый раз ухмыльнулся парень, показав очаровательные ямочки на щеках.
— Да, она с детства развита хорошо. Кстати, ты узнавал как водитель? Оперируют или… или уже все?
— Оперируют.
— Может, сходишь, узнаешь как он там? А? — я придала взгляду жалости и коснулась его плеча. В борьбе между страхом остаться одной и огромным желанием отправить парня, куда подальше выбрала второе. — Сходи, а я пока тут подожду.
Женя скрылся за поворотом, и я толкнула дверь в шикарно обставленную палату. Уверенная, что сейчас увижу полуживого бизнесмена с серым лицом, впалыми щеками и заострившимся носом, тихо постанывающим под капельницей, я удивленно остановилась на входе, столкнувшись с его немигающим взглядом.
— Дверь закрой, — скомандовал сидящий на койке Бадри, и ловко спрятал нож, которым только что целился в мою грудь. Я двери прикрыла. А он, сцепив зубы, попытался встать.
— Вы что делаете?! Вы же под капельницей должны лежать. — Я оказалась рядом, подставив свое хрупкое плечо под его немаленькую руку. — Бадри, не глупите. Ложитесь обратно.
— Татьяна, какая капельница..? — полуобнаженный мужчина с перебинтованным и окровавленным плечом показал совершенно чистые руки без уколов. — Местный наркоз в плечо и все на том.
— Но… но… Но вас сюда везли с капельницей. — Я попыталась противиться той определенности, с какой поняла — добивать будут обоих, ну и гравитации заодно, с трудом поддерживаю шатающегося бизнесмена.
И тут он выдал гениальную фразу, от которой у мены вновь мороз на затылке образовался: — Зачем физраствор тратить на труп?
— А мне только валидол дали, — обиделась я. И возмущенно оглянулась на двери. — Вот свиньи! Послушайте, так ваш начальник охраны обещал ребят прислать.
— Каких ребят? Кто именно?
— Ребят я еще не видела, но начальник у вас тот еще удав. Около сорока лет, высокий худой, одет в серое, глаза голубые…волосы короткие светлые.
— У меня
Да, уж вариант, что такое говорящее имя — Заруби носит мужчина славянской внешности отпадает. И почему я по голосу в телефонном разговоре не поняла что охрана господина Амилахвари тех же кровей?
— Но я вас не дотяну до лифта…
— Вот теперь правильно мыслите. — Он как истинный грузин прищурился и предложил, — э дэвушка, давайте сюда кресло-каталку из палаты напротив.
Ну, вот его сюда везли якобы в отключке, а он о побеге все это время думал. И даже электрическое кресло нашел.
Ранее обворовывать на средство передвижения малоподвижных людей мне не приходилось, совесть грызла неимоверно. Поэтому перед дедулей, чья не менее богатая палата, была до верху забита медицинской аппаратурой, а сам он завешен странными трубочками, извинилась раз пять или пятнадцать, пока меня не оборвали.
— Таня!
— Не рычите. — Я вытащила кресло в пустынный коридор. Обернувшись к пожилому хозяину палаты, указала на Бадри и тихо добавила. — Он все возместит.
Затем заглянула в палату бизнесмена, с радостью отметив, что со спутником мне повезло. Он натолкал под одеяло подушек и протянул туда же трубочку от капельницы. А еще под койкой оставил носки и туфли.
— Что возмещу? — бизнесмен, рухнувший в кресло со стоном, зло покосился на меня, и взялся за пульт управления инвалидным креслом.
— Это… — на ходу я укрыла босые ноги мужчины покрывалом, и на его голую грудь с окровавленным бинтом натянула то ли скатерть, то ли простынь, в общем, неизвестно что, но с резким запахом медикаментов.
— Фу…бл… воняет!
— Терпите. Лифт направо.
— Там грузовой.
— А мы в пассажирский не поместимся, — отрезала я. В те несколько мгновений, когда створки лифта за нами закрывались, помимо горящей лампочки подъемника напротив, подтверждающей, что поднимаются именно на этот этаж, я услышала чьи-то тяжелые шаги на лестнице и чьи-то торопливые в коридоре. И вот тут с опозданием вспомнила, что до сих пор была не одна, попытка остановить съезжающиеся двери провалилась:
— Ох, ты ж… Женька!
— Стой! — восточный мужчина рванул меня на себя с такой силой, что я оказалась у него на руках.
— Там Женька… он наш фотограф!
— Его не тронут. — Удерживая меня, произнес бледный Амилахвари с бисеринками пота на подбородке и лбу. — Он ничего не увидит, он ничего не знает, его не тронут.
— А если..?
— Позвони ему. Попроси спуститься вниз, или скажи что ушла.
— Хорошо. — Я чуть не прослезилась, от резкого запаха простыни, что сама на него натянула. Я восхитилась выдержкой этого человека, сжалилась и платком из сумочки стерла капельки с его лица. И в этот момент лифт остановился, и его двери бесшумно открылись.