Меровинги. Король Австразии
Шрифт:
В стрельчатые окна задувал студеный порывистый ветер, отчего пламя готовых вот-вот погаснуть факелов занималось с новой силой.
– Завтра же закройте окна промасленными шпалерами [114] ! – приказала королева слугам. – Холод становится невыносимым.
Невольно ей вспомнилась родина, где даже зимой невозможно было замерзнуть. Аудовера подняла воротник и ощутила мягкое прикосновение к лицу нежного меха. «Да, на родине сейчас еще тепло… Трава зеленеет, деревья покрыты густой листвой…
114
Шпалера – грубый плотный гобелен, сотканный из шерстяных ниток. Шпалерами занавешивали окна и украшали стены. Часто шпалеру промасливали, дабы ее не продувал ветер.
Появление Гертруды прервало приятные воспоминания королевы.
– Проходи, дитя мое, присаживайся, – тихо произнесла Аудовера, жестом указывая на кресло с невысокой спинкой. – Я хочу поговорить с тобой о твоем будущем, Гертруда, – сказала она, когда девушка присела, и вновь поправила воротник. Украшавшие ее пальцы перстни со вставками из драгоценных камней таинственно сверкнули в отблесках каминного пламени.
Гертруда разволновалась: неужели ее судьба уже решена и стоит ждать брака с каким-нибудь знатным тюрингом?! Но ей совсем не хотелось выходить замуж ни за кого из подданных отца, ибо она, воспитанная королевой, тоже считала их дикарями.
– Умоляю, матушка, не томите меня! – взмолилась падчерица.
Аудовера улыбнулась.
– Ты, верно, думаешь, что мой супруг решил отдать тебя одному из своих немытых потных воинов?
Гертруда горько кивнула.
– Не беспокойся, дитя мое! Не для того ли я потратила на тебя столько времени и сил, чтобы из дикарки, дочери наложницы, вырастить принцессу, достойную любви короля?
Девушка замерла, не сводя глаз с мачехи.
– Любви… короля? – недоверчиво переспросила она.
– Да, да, ты не ослышалась! Именно – любви короля! Ты хочешь навсегда покинуть эту холодную страну, Гертруда? – Аудовера испытующе воззрилась на падчерицу.
– Хочу, – утвердительно ответила девушка.
Аудовера подалась вперед и перешла на шепот:
– Тогда слушай и запоминай все, что я тебе скажу!..
Слуга помог Теодориху снять нагрудник, потом расстегнул ремни наручей и, опустившись на колени, поножей. Избавившись от доспехов, король Австразии облегченно вздохнул: шерстяная туника под ними пропиталась потом, остатки хмеля все еще кружили голову.
Теодорих решил сразу же лечь спать, ибо завтра с утра он намеревался покинуть столицу Тюрингии, дабы посетить свои новые владения во Фрейбурге. Однако дверь его покоев неожиданно отворилась, и в полумраке дверного проема отчетливо высветился женский силуэт. «Наверное, Герменфред решил доставить мне удовольствие и прислал одну из пленных саксонок или полабок», – подумал Теодорих и попытался разглядеть лицо вошедшей девы. Увы, факелы, догорая, нещадно чадили, но света почти не давали.
– Кто
– Гертруда… – раздался в ответ знакомый голос.
Теодорих вскочил с ложа и бросился к девушке.
– Неужели это ты?! Не может быть! Не могу поверить!..
– Да, я… Забыв девичий стыд, решила вот сама прийти к тебе… – смущенно пролепетала Гертруда.
Теодорих взял девушку за руку и почувствовал нервный трепет ее пальцев.
– Ты боишься меня?
Девушка, подавив смущение, призналась:
– Да… Ибо я никогда еще не была с мужчиной…
Ответ красавицы заставил Теодориха растеряться.
– А твоим родителям известно, на какой шаг ты решилась? – счел нужным поинтересоваться он.
– Нет… – потупила глаза Гертруда. – Но я хочу принадлежать только тебе. Неужели ты отвергнешь меня?..
Теодорих лихорадочно соображал: либо он сегодня овладеет красавицей, лишив ее невинности, и наутро без сожаления покинет Бёблинген, либо… либо не решится это сделать и будет сожалеть о том до конца жизни. И в том и в другом случае он рискует подвергнуть доверчивую Гертруду если не унижению, то уж наверняка – разочарованию.
Теодорих нежно привлек к себе девушку и заключил в объятия.
– Завтра я поговорю с твоим отцом…
– О чем? – удивилась она.
– Попрошу его соизволения забрать тебя с собой.
– Ты хочешь, чтобы я стала твоей наложницей?
Теодорих заглянул ей в глаза.
– Да. Ты же знаешь: я женат на Суавеготе.
– Я последую за тобой куда угодно, – прильнула к нему Гертруда.
Утром следующего дня Аудовера, едва пробудившись сама, растолкала спящего супруга и предупредила:
– Сегодня к тебе придет Теодорих и попросит отдать Гертруду ему в наложницы.
Герменфред потянулся, сладко зевнул и спросил:
– С чего ты так решила?
– С того, что твоя дочь нынешней ночью познала первого в своей жизни мужчину. И им стал король Австразии.
Герменфред, окончательно проснувшись, вытаращил глаза.
– Мою дочь лишили невинности? В стенах моего же замка? Да еще мой же союзник?! – Он соскочил с ложа и босиком, в одной лишь ночной тунике заметался по спальным покоям с возмущенными криками: – Я прикажу схватить его! И призову к ответу по всей строгости наших законов! Моя дочь – не саксонская девка! В ее жилах течет королевская кровь!..
Аудовера спокойно ждала, пока супруг выплеснет гнев. Когда он, устав метаться по спальне, присел, наконец, на краешек ложа, она приблизилась и обняла его.
– Успокойся, дорогой, случилось то, что должно было случиться. Гертруде уже исполнилось шестнадцать лет. Разве ты уготовил ей место в христианском монастыре?
Герменфред фыркнул.
– Ты же знаешь: я не христианин и по сути даже не арианин. К тому же не припомню, чтобы в Тюрингии нашелся хотя бы один женский монастырь. И вообще, где это видано, чтобы молодые женщины, способные рожать детей, прозябали в заточении?!