Мертвая тишина
Шрифт:
Мама здесь ни разу не появлялась, что несколько меня озадачивает. Во всяком случае, ее не видно и не слышно. Впрочем, по моим воспоминаниям, она дает о себе знать, только когда я в панике или очевидной опасности. На этом основании я склонна признавать правоту оравы экспертов: она попросту в моем сознании. Защитный механизм для преодоления трудностей, выработанный в чрезвычайной ситуации на Феррисе, когда рядом никого не было Тем не менее многого эта версия не объясняет, так что точно я не уверена.
Но вот Кейн и остальные показываются. Так же часто, как и
Несколько раз, однако, картины были иными.
…Размытый образ Кейна спорит со мной — лицо раскрасневшееся, висок в крови. Больше никаких подробностей, за исключением адской боли в голове — даже хуже, чем в предыдущий подобный случай.
Лурдес колошматит по двери изнутри одного из люксов и истошно зовет на помощь. Я бросаюсь выпустить ее, однако кто-то меня оттаскивает.
Вспышка образа Ниса, голова которого туго обмотана эластичным бинтом.
Кто-то заходится криком в темноте во время моего прохода по узкому коридору — тому самому, что напрочь лишен роскоши Платинового уровня и даже скромной отделки нижних пассажирских палуб…
Этот последний эпизод, возможно, является частью вернувшегося ранее воспоминания — с Кейном и все еще живой Лурдес.
Я откидываюсь на кровати к стенке, бросаю ручку на страницу, на которой пытаюсь свести события в согласованную последовательность, и устало потираю воспаленные глаза.
Итак, что мне теперь известно: мое последнее воспоминание, в котором я лежу на полу на мостике, — отнюдь не последнее, что я сделала или сказала на «Авроре». Что, вообще-то, не такая уж и новость.
Как-то же я попала в спасательную капсулу.
Вот только с момента ранения до упомянутого эпизода на мостике у меня нет ни одного воспоминания. Например, в какой-то момент Кейн, Лурдес и я бродили по кораблю, за пределами загерметизированного сектора. При условии, разумеется, что эти всплывающие в сознании обрывки являются настоящими воспоминаниями, а не плодом моего больного воображения. Но с какой целью мы обследовали корабль? Что искали?
И этот пробел в памяти беспокоит меня все больше. Сколько же событий я забыла? Почему они попросту стерлись из моего сознания?
Тем не менее красноречивый итог таков, что к истине я совершенно не приблизилась. В сущности, мне приходится рассматривать те же самые два варианта развития событий, что и в начале.
Первый: я покинула «Аврору», потому что вся моя команда погибла.
Второй: я покинула «Аврору», несмотря на то, что моя команда была жива. И я понятия не имею, почему так поступила.
Увы, оба варианта неприемлемы.
В отчаянии отпихнув бумаги, встаю и снова принимаюсь мерить шагами комнатушку. В сотый или тысячный раз, я уже и со счета сбилась.
И в вертикальном положении я ощущаю это мгновенно — незначительное и кратковременное сотрясение корпуса корабля от падения мощности двигателей. Затем, уже более явно, снижается и их шум.
Сердце тревожно заходится в груди, но все остальное тело цепенеет. Что,
Пытаюсь прикинуть, сколько же дней прошло после старта. Пожалуй, где-то под двадцать, так что да, весьма вероятно, уже прибыли.
Закрыв глаза, пытаюсь представить дальнейшие действия «Ареса». Скорость снижается, и следующими маневрами, скорее всего, будут поворот и выход на параллельный курс…
Внезапно я ощущаю небольшую тягу в сторону левого борта: корабль совершает поворот направо, и генератор гравитации компенсирует инерцию.
Значит, мы на месте! «Аврора» действительно где-то рядом! Со всеми ответами, что я столь отчаянно ищу.
У меня моментально пересыхает во рту. Бросаюсь к двери и что есть мочи луплю по ней кулаками.
— Эй! Э-э-эй! Выпустите меня отсюда! — Из-за многодневного вынужденного молчания голос у меня резкий и хриплый.
Никакой реакции. Не отзывается раздраженно охранник в коридоре, не раздается рассерженного топота.
На какое-то мгновение воображение рисует мне покинутый «Арес». Безопасники, Рид, Макс — все они каким-то образом исчезли. Везде пусто, регидратированная пища в мисках медленно обращается в пыль, автопилот слепо следует заданному курсу.
Но я отбрасываю столь нелепую и параноидальную мысль. Только сегодня утром — или прошлым вечером? — я видела женщину из службы безопасности. Она приносила мне еду и обязательные таблетки, которые я привычно высыпала к остальным в ящик письменного стола. И потом, кто-то да должен пилотировать «Арес» во время осуществляемой смены курса.
Значит, они предпочитают — или же следуют распоряжению Макса — пока удерживать меня в моей каюте.
Мысль о том, что мне предстоит сидеть взаперти несколько часов — в то время как «Аврора» прямо под боком, видимая в иллюминаторах и на мониторах, и по ее внешнему виду можно даже что-то заключить, — распаляет во мне одновременно ярость и панику. Я должна увидеть лайнер. Я должна знать. Мне уже и не понять, на какой из двух вариантов я больше рассчитываю — если моя команда мертва, никакой надежды попросту не остается, но если они еще живы, тогда я предала их, — однако неопределенность чуть ли не выжигает меня изнутри. Это просто невыносимо.
Я колошмачу по двери и ору почти полчаса, затем перехожу к пинкам, действенность которых также нулевая, как вдруг снаружи кто-то отзывается.
— Так, тихо, тихо, Ковалик! Угомонитесь! — Рид Дэрроу. — Отойдите от двери!
— Хорошо, — говорю я, однако с места не двигаюсь.
Дверь распахивается наружу, и мужчина нервно отшатывается, увидев меня так близко.
— Черт!
Затрудняюсь сказать, сколько дней я не видела Рида, но выглядит он прескверно. Его некогда безупречный костюм не мешало бы погладить, причем уже давно. На воротнике рубашки красуется пятно от какой-то еды. Увы, в космосе с химчистками туговато. На подбородке неравномерная щетина, а круги под глазами от недосыпания такие темные, как будто его избили. С удовольствием бы вызвалась на исполнение сей экзекуции, кстати говоря.