Мертвая женщина играет на скрипке
Шрифт:
Это могла быть просто социальная реклама, но мудак с лопатой был вылитый я, а девушка была Анютой.
— Антон Эшерский! — выдра соизволила наконец обратить на меня внимание. — Комиссия социального контроля вызвала вас для уточнения некоторых моментов, отраженных в вашем личном профайле. Полнота их подтверждения неудовлетворительна, валидность вызывает сомнения.
— Спрашивайте, — ответил я коротко.
— Дело касается вашей дочери, Анастасии Эшерской.
Она передала какую-то
— У нее не очень хорошая успеваемость, верно?
— В пределах статистической нормы.
— И посещаемость нестабильна…
— В пределах разрешенного лимита.
— На уроки духовного воспитания не ходит… — посетовал попик.
— Они факультативны.
— Пока да, — признал он, — но это тревожный этический показатель! Тревожнейший!
Я проигнорировал. Долгополые внезапно оказались везде, пытаясь заменить камланиями окончательно стухшую идеологию. Государство настолько растерялось в вызовах нового времени, что от бессилия потворствовало.
— Учителя жалуются на вызывающее поведение.
Я молча пожал плечами. Увы, ядовитым сарказмом она пошла в меня. Но еще не понимает, что иногда лучше промолчать.
— Волосы красит, форму не носит…
— Крашеные волосы — тревожный этический показатель? — черт, я тоже не всегда успеваю заткнуть себе рот.
Выдра поджала губки в куриную жопку и непроизвольно потрогала синеватые букли.
— Девочка растет без матери… — она укоризненно покачала головой. — Вот это тревожный этический показатель. Молодой отец, юная красивая девушка, проблемы полового созревания…
Попик зачмокал, подбирая слюни.
Я понимал, на что эта погань намекает, но сидел с каменным лицом. Она только и ждет, чтобы я сорвался. Одно непонятно — к чему весь этот цирк.
— Вы же удочерили девочку?
— Это моя дочь. Есть свидетельство об установлении отцовства.
— Но не указана мать!
— И так случается.
— Не хотите объяснить?
— Не хочу. Вы выходите за границы компетенции.
— Не вам указывать нам границы! — неожиданно взорвался лысый.
Я проигнорировал, пристально глядя на тетку. Она жевала тонкие губы и хмурила нарисованные брови.
— Мы хотели бы пообщаться с вашей супругой, Мартой Эшерской.
— Так пообщайтесь.
— Мы не можем с ней связаться. Где она?
— В командировке. На гастролях.
— Ах, да… Музыкантша… — скривилась выдра. — Скрипочки-дудочки.
— Гастрольки-поблядушки… — добавил попик.
— Вы не могли бы повторить? — очень нейтральным тоном сказал я, вставая. — Ну, про поблядушки.
— Вам послышалось, — быстро ответил бледнеющий попик, — я хотел сказать «поигрушки». Поигрушки, да…
— Прекратите! — зашипела на него тетка. — Сейчас же!
Попик заткнулся и нервно зашуршал бумагами.
— Когда ваша жена вернется с гастролей?
Сказать «никогда» было бы в этот момент натуральным самострелом.
— Дней пять, — брякнул я наугад.
— Что-то вы как-то неуверенно отвечаете, — подозрительно сказала выдра. — У вас семейные проблемы? Это дурно влияет на подрастающее поколение!
— Ни малейших! — решительно соврал я.
— Через неделю будьте любезны обеспечить ее явку. Свободны!
Я не отказал себе в удовольствии подойти к столу и очень внимательно посмотреть в лицо взбледнувшему попику. И только потом вышел из кабинета.
В коридоре на стене портрет Марты с подписью «Разыскивается!». С длинными волосами и как будто моложе. Так она выглядела, когда мы познакомились. Мироздание не щадит моих чувств.
***
Марта не отвечала на сообщения. Даже не прочитывала их. Вечером набрал голосом, что у нас считалось чрезвычайно неделикатным. Голосовая связь — для экстренных случаев и плохих новостей. Но все было как раз плохо и экстренно.
«Вызываемый номер не отвечает» — это еще что такое?
Может, я у нее в глухой блокировке? Неужели настолько обижена? Нормально же, вроде, расставались… Я надеялся уговорить ее приехать на пару дней, сходить в соцконтроль, изобразить любящую жену и ответственную мачеху.
— Насть, ты давно с Мартой общалась?
— Давно. Она мне не отвечает, — гримаса «это ты виноват».
Странно. С Настей у нее всегда отличные отношения были. Лучше, чем со мной, пожалуй.
— Прикинь, пап, у нас сегодня собрание было.
— По поводу?
— Не поняла. Притащился какой-то шаман и втирал за духовное воспитание. Что, мол, скоро из факуля переведут в обяз. И что лучше бы нам уже сейчас посещать, а то хуже будет. А сам на меня пялился и слюни ронял. Пап, я не буду туда ходить! Пусть хоть отчисляют!
— А как он выглядел?
— Поп-то? Молодой, бороденка такая… редкая, рыжеватая. Глаза навыкате. Противный.
— Если еще раз появится, щелкни его смартом и мне кинь.
— Зачем, пап?
— Хочу проверить кое-что.
— Ну, ок.
Не нравится мне все это. Кот на кресле беззвучно мявкнул, явно имея в виду «да, херня какая-то».
— Чего-то ты злой сегодня, — сказал Иван, понаблюдав, как я молочу грушу, представляя себе некую пучеглазую бородатую харю.