Мертвая женщина играет на скрипке
Шрифт:
Кот черный, желтоглазый, гладкошерстный, довольно крупный. Ухоженный, гладкий, чистый. У нас был такой, когда я был юн, и родители были живы. Потом его убили. Родителей, впрочем, тоже.
Красивый кот. Жаль, что его вижу только я.
В принципе, галлюцинировать домашним котом не так уж и плохо. Ему не нужны корм и лоток, он не дерет мебель и не метит обувь. Сидит вон, яйца лижет, изящно вытянув заднюю лапу вверх. Главное, не кыскыскать ему машинально, а то окружающие напрягаются. Вообще кот — это не самое плохое, что может мерещиться человеку. Нелепые граффити
Нет, я не сумасшедший. Наверное. Просто иногда вижу то, чего не видят другие. Как будто Мироздание пытается мне что-то сказать. Или одно полушарие мозга с другим разговаривает, показывая ему картинки. В принципе, с этим можно жить, когда привыкнешь. С уходом Марты стало некого спросить: «Черт, я один это вижу?». Дочке не рассказываю, ей только сумасшедшего отца не хватает для полного счастья.
— Кыс-кыс-кыс!
Кот перестал вылизывать яйца и посмотрел на меня мрачно. Он меня видит так же отчетливо, как я его. Но это слабо утешает.
***
За мной остался долг в статью, а с работой надо расставаться красиво и честно. Я раскрыл старый ноут и застучал по клавишам:
«…цель современной войны изменилась. От уничтожения вооружённых сил и промышленной и ресурсной базы противника, захвата территорий и геноцида населения цель боевых действий свелась к нейтрализации цифровой инфраструктуры. Ослепление средств мониторинга и наблюдения, заглушение каналов передачи, выведение из строя систем управления, доминирование в пространстве идеологий и смыслов…»
Не напечатают, конечно. Как всегда, выкинут все, что сложнее фигуры из трех слов и двух пальцев. Получится говно, которое и пойдет в паблик. Но это не значит, что я должен писать говно. Пусть оно останется на совести редакторов, а не на моей.
«…управляет роем искусственный интеллект, получающий только общую формализованную задачу и самостоятельно вырабатывающий конкретный способ ее решения. В том числе в условиях быстро меняющейся тактической обстановки. Как заявил производитель, представленная модель роя состоит из группы в 10—15 машин, способной эффективно действовать в радиусе до 300 км от места запуска и находиться в воздухе до трех суток непрерывно…».
А вот это поставят. Это оплачено производителем. Единственное, что держит на нулевой плавучести нашу иашку — рекламки от военэкспортеров. Уж не знаю, кто их читает, кроме автоматических агрегаторов. Как-то получил интересную служебную информацию: анализ трафика соц-поинтов бигдатой показал, что молодые не читают новости совсем. Моя дочь, например, сможет назвать страны, куда я ездил в командировки, но не сможет объяснить, зачем. Ее сверстники не знают даже названий. Прав Вит — мы работаем в пустоту и никому не нужны.
Закончив статью, написал заявление об увольнении по собственному и выслал всё в редакцию, подтвердив электронной подписью. Они будут рады. Переведут завтра на счет выходное пособие, и у меня будет месяц, чтобы найти новую работу. Потом еще месяц биржи труда с выплатой по средней зарплате за прошлый год. Потом — только соцконтракт. Еще один упавший вниз. Бульк! — и только круги по говну.
Пискнуло
Кот перестал вылизываться и уставился на меня выжидательно. Потом раскрыл пасть и беззвучно мяукнул. Мол, чего тупишь? Посмотри уже. Дурные новости не исчезнут, если их игнорировать, хотя моя дочь делает вид, что это не так.
«Ув. А. Эшерский.
Служба социального контроля приглашает вас на очное собеседование. Явка строго обязательна. С собой иметь оригиналы следующих документов (список во вложении)».
Это очень хреново. Доводилось мне слышать, чем кончаются такие визиты… Нет, работа нужна срочно. Туда лучше приходить трудоустроенным, без задолженности по налогам, просрочек по кредитам, штрафов, перхоти и глистов. И со справками на все перечисленное.
Машинально потянулся погладить кота — его уже не было. Но он, конечно, вернется. Сверился с картинкой на заборе, там было написано: «Кот любит тебя!».
Кто бы сомневался.
***
— Папа, папа, проснись!
— А, что? — было темно, и только светилась надо мной пламенной окраской шевелюра дочери.
Я сфокусировал взгляд на экране ночных часов — полтретьего.
— Что случилось?
— Ты говорил во сне, я испугалась. Таким страшным голосом…
— Наверное, кошмар приснился. Прости, что разбудил. Иди ложись, тебе в школу утром.
Настя присела на край кровати.
— Ты звал Анюту. Тебе снилась мама?
— Я не помню, что мне снилось, — сказал я почти честно. Мне не надо помнить, я и так знаю. Мне всегда это снится. — Ты хочешь поговорить о маме?
— Нет.
Она никогда не спрашивала, а я не настаивал.
— Это ведь не сделает меня счастливее, правда?
— Боюсь, что да. Знание вообще не делает счастливее.
— Мне почему-то кажется, что не нужно это узнавать. Или я просто боюсь. Но когда я буду готова — ты мне все расскажешь?
— Все-все.
— Спасибо. Я люблю тебя, па.
— И я тебя, дочь.
Ушла в свою комнату.
Я действительно не помнил, что мне снилось, в памяти остались только дождь, печаль и красный зонт. Но ощущение тревоги не давало уснуть. Включил компьютер, начал бездумно скроллить новости. Заголовки пылали лютым кликбейтом, пытаясь подцепить мой интерес на крючок эмоций, но я не велся: информационная ценность их давно уже отрицательная. Это просто попытки ИИ таргетировать на меня хоть что-нибудь. Продать кусочек моего внимания. СММ-нейрос просто выпрыгивал из электронных штанов, подсовывая мне лакомые, по его мнению, наживки.