Мертвая зона(Повести)
Шрифт:
Четверо аксакалов с невозмутимыми лицами приветствовали друг друга, негромко задавая взаимные, предусмотренные ритуалом вопросы.
Невысокого роста, тщедушный Ашир, с черными от угля руками и темным от беспощадного солнца и дыма лицом, явно превозмогая боль в пояснице, держался робко и старался отступить за спину своего спутника. Зато Баба-Бегенч, казалось, ничему не удивился и вел себя так, будто пришел в гости если не к друзьям, то к хорошим знакомым.
К наблюдавшему всю эту картину из зарослей туранги Ковешникову подошел Сергеев, намереваясь
— Ну вот и собрали «совет старейшин», а дальше что? — вполголоса сказал он. — Более нелепую компанию и не придумаешь… Тот, высокий, которого ты привез, — в прошлом соучастник Алибека Тангры-Берды — Сэмюэля Брауна! Случайно ли такое совпадение?
— Не думаю… — отозвался лейтенант. — А маленький и худой?
— Наш друг и союзник из прикордонного города — угольщик Ашир. Трудно объяснить, почему они оказались в одной компании. Понаблюдай со стороны, как поведут себя наши гости, когда увидят меня…
— Есть.
Сергеев вернулся к приехавшим, Ковешников остался в тени ив и осокорей.
Сдержанно поздоровавшись с Амангельды и Лаллыкханом, Ашир и Баба-Бегенч сотворили краткую молитву, проведя ладонями по лицу, оглаживая бороды, вверяя свою судьбу аллаху.
Наступила пауза. Ковешников видел: Амангельды не знает, то ли приглашать гостей к столу, то ли бежать звонить на погранпост, чтобы приехали и забрали бывшего калтамана Баба-Бегенча. Он с нетерпением посматривал на свою лесополосу: скоро ли оттуда выйдет Ковешников и выручит его?
Выждав, когда молитвенный ритуал завершился, Яков Григорьевич вышел из зарослей.
— Ай би-и-и-и!.. Кара-Куш!.. — с удивлением протянул Баба-Бегенч. — А я думаю, с кем это молодой военный начальник в туранге разговаривает?
Приложив руку к груди, Баба-Бегенч почтительно склонил голову, с достоинством произнес:
— Салям алейкум, кары-капитан! Да будет мир тебе и твоей семье!
— Коп-коп салям! — ответил Ковешников.
— Ай, Баба-Бегенч! Давно ты у нас не был! — не выдержал Лаллыкхан. — Какой тебе кары-капитан? Яков Григорьевич давно уже кары-майор!
— Прости, Кара-Куш, — поняв свою оплошность, сказал Баба-Бегенч. — Ни я, ни вот Ашир этого не знали! И сейчас глазам своим не верю: где Гаудан, а где аул Чули? Как ты здесь оказался, джан, кары-майор?
— А ты вроде и не рад меня видеть? — усмехнулся Ковешников.
— Очень рад! Вот и Ашир тоже рад!
Видно было, что появление Ковешникова у Амангельды немало озадачило гостей.
Баба-Бегенч незаметно подтолкнул своего спутника, явно намереваясь переключить на него внимание присутствующих.
— Ну что молчишь, яш-улы? — спросил Ковешников, обращаясь к Аширу. — С тобой мы тоже лет двадцать не видались. Вон уж совсем белый стал, только руки от угля черные. Да и у меня голова уже босая. Расскажи, как живешь, с чего это к нам в гости надумал?
— Все скажу, начальник, только не торопи. Шел к вам, молился аллаху: «О великий аллах, пошли нам хоть одного знакомого человека!» Аллах услышал мою
— Ай, Ашир, Ашир! Раньше ты меня господином не называл, — заметил Яков Григорьевич. — Давай и сейчас по-простому! У нас господ нет.
В лице Ашира можно было прочитать и тревогу и радость. Он надеялся, что такое рискованное предприятие, в какое он попал не по своей воле, закончится благополучно, раз уж встретился им на пути старый знакомый — кары-майор.
Скажи, дорогой, — спросил он искренне, — какой добрый человек дал тебе совет сюда приехать? Почему теперь военную форму не носишь? Наверное, и солдат у тебя нет?
— А у меня военная форма под пиджаком, намертво к коже пришита, до конца жизни не сниму, — ответил Ковешников. — Ладно, Ашир, скажу по-простому. В гостях мы с Лаллыкханом у Амангельды, пошли на охоту, подстрелили архара, а тут как раз вы приехали… Надо, пожалуй, чивиш, плов, шашлык попробовать. А? Как скажешь, Амангельды-ага? А ты, Лаллыкхан, что скажешь насчет плова и шашлыка?
— Правильно, правильно, — закивали головами оба старика.
— Скажи, дорогой, как получилось: ждали Махмуда-Кули с Аширом, а пришел Баба-Бегенч? — спросил Лаллыкхан.
Баба-Бегенч нисколько не смутился, словно ждал такого вопроса:
— Ай, наверное, переводчик молодому военному начальнику не так сказал. Спрашивал я, жив ли и где сейчас Махмуд-Кули? А он подумал, наверное, что я и есть Махмуд-Кули.
— Ну вот теперь понятно, — сказал Ковешников.
— Слушай, кары-майор, — осторожно спросил Баба-Бегенч, — а ты правда военную форму под пиджаком носишь?
— Что ты, Баба-Бегенч! — рассмеялся Ковешников. — Какой я военный? Пенсионер, гражданский человек! Живу в Ашхабаде, виноград выращиваю, туристов по городу вожу, рыбу ловлю, на охоту езжу…
— Не-е-е-ет, Кара-Куш! Тебя мы хорошо знаем! — сразу посерьезнел Баба-Бегенч. — Хоть ты и пришел в гражданской кепке, зеленая фуражка и военный китель у тебя, наверное, в хурджуне лежат. Скажи, Ашир, правильно я говорю?
Ашир энергично закивал.
— Ну если тебе так нравится, пусть будет в хурджуне, — согласился Ковешников. — А как поживают твои друзья — Имам-Ишан и Хейдар?
— Нет Имам-Ишана… Чья-то пуля догнала на гулили [23] . Говорил ему: «Зачем ходишь? Прятаться не умеешь, а ходишь!» Хейдар у вас остался…
Амангельды, увидев, что нелегкий разговор вот-вот зайдет в тупик, вспомнил о своих обязанностях хозяина дома, что-то коротко сказал одному из взрослых сыновей и пригласил всех к журчавшему полноводному арыку, над которым для особо почетных гостей уже поставили широкий помост.
Женщины постелили кошму, на кошму — ковер, а посредине ковра — чистую белую салфетку.
23
Гулили — граница (фарси).