Мёртвая зона

Кинг Стивен

«В 1969 году меня бросил муж. Посылаю его носки – скажите, где он, чтобы я смогла выбить из мерзавца алименты».

«Мой маленький ребенок в прошлом году задохнулся насмерть, вот его погремушка, скажите, попал ли он в рай? Я не крестила его, потому что возражал муж, а теперь не могу себе простить…»

Нескончаемый перечень просьб.

Каким даром наградил тебя Господь, Джонни!

Причина: ты слишком неоднозначная личность, чтобы быть хорошим учителем.

Джонни яростно выгребал открытки и конверты

из ящика. Некоторые упали в снег. В висках начала пульсировать боль; она, как черная туча, заволакивала сознание. По щекам вдруг потекли слезы, но на морозе они сразу застывали, превращаясь в блестящие полоски.

Джонни наклонился, чтобы собрать упавшие письма. Сквозь слезы он разглядел на одном из них жирно выведенную карандашную надпись: «Правидцу Джону Смиту».

«Правидец» – это я.

Руки у Джонни задрожали, и он выронил все письма, в том числе и Дейва. Оно спланировало, как опавший лист, и медленно опустилось на землю, накрыв собой всю остальную корреспонденцию. На логотипе бланка знакомая эмблема школы: факел, а под ним девиз «Учить, учиться, знать, помогать».

– Будьте вы все прокляты! – в сердцах воскликнул Джонни. Он опустился на колени и начал собирать письма, сгребая их рукавицами. Обмороженные пальцы ныли от боли, напоминая о Фрэнке Додде, сидящем на крышке унитаза, его перепачканных кровью светлых волосах и табличке на шее. «Я признаюсь».

Собрав все письма, Джонни услышал свой голос, он повторял, как заезженная пластинка:

– Вы меня убиваете, оставьте меня в покое, вы меня убиваете…

Усилием воли он заставил себя замолчать. Нет, так нельзя. Жизнь продолжается. Что бы ни случилось, но жизнь все равно будет продолжаться.

Джонни двинулся в обратный путь, размышляя над тем, что делать дальше. Может, что-то подвернется само собой. В любом случае он выполнил материнский наказ. Если Господь и возложил на него некую миссию, он выполнил ее. И не важно, что миссия была самоубийственной. Он все равно выполнил ее.

Он за все рассчитался сполна и никому ничего не должен.

Часть II

Смеющийся тигр

Глава семнадцатая

1

На ярком июньском солнце, в шезлонге возле бассейна, сидел юноша и, вытянув длинные тренированные ноги, медленно читал вслух, водя пальцем по строчке.

– «Молодой Денни Джу… Денни Джунипер был, безусловно, мертв… и вряд ли на свете нашлось бы много таких, кто не счел бы его смерть зас… зас…» Черт, не знаю!

– «…и вряд ли на свете нашлось бы много таких, кто не счел бы его смерть заслуженной», – прочитал Джонни Смит. – Проще говоря, многие полагали, что Денни получил по заслугам, и туда ему и дорога.

На приветливом лице Чака отразились удивление, досада, смущение и даже подавленность. Он вздохнул и опустил взгляд в приключенческий роман Макса Брэнда.

– «…кто не счел бы его смерть заслуженной. Но меня особенно удру… удру…»

– Удручало, – подсказал Джонни.

– «Но меня особенно удручало,

что он умер в тот самый момент, когда мог оказать миру большую услугу и хотя бы частично искупить свои зло… злодеяния. Конечно, такое… такое…»

Чак захлопнул книгу и лучезарно улыбнулся:

– Джонни, может, хватит на сегодня? – От этой неотразимой улыбки болельщицы Нью-Хэмпшира теряли голову, чем он вовсю пользовался. – Хочешь искупаться? Вижу, что хочешь. С тебя пот льет в три ручья, хоть ты и худющий!

Джонни внутренне согласился, что бассейн действительно выглядит очень заманчиво. Первые недели лета юбилейного 1976 года выдались на редкость жаркими. С лужайки, называемой Чаком – по аналогии с футболом – 40-ярдовой зоной, от дальнего крыла просторного белого особняка доносилось равномерное стрекотанье газонокосилки; вьетнамский садовник Нго Фат подравнивал траву. Так и хотелось выпить пару стаканов холодного лимонада и подремать.

– Толстый я или худющий – тебя не касается, – ответил Джонни. – К тому же мы только начали главу.

– Верно, но до этого прочитали целых две! – умоляюще воскликнул Чак.

Джонни вздохнул. Обычно ему не составляло труда заставить юношу заниматься, но только не сейчас. Сегодня Чак отважно преодолел описание охраны, расставленной Джоном Шербурном вокруг тюрьмы Эмити, и того, как подлому Красному Ястребу удалось пробраться сквозь нее и прикончить Денни Джунипера.

– Ладно, дочитай до конца страницы, – сдался Джонни. – А слово, на котором ты застрял, – «обескуражит». И ничего страшного в нем нет, Чак!

– Какой ты все-таки замечательный человек! – расплылся юноша. – И без всяких вопросов, верно?

– Там посмотрим.

Чак нахмурился, но, скорее, для виду, понимая, что уже выторговал неплохую поблажку. Он открыл книгу, на обложке которой ковбой расправлялся в салуне с целой шайкой бандитов, и начал медленно читать неуверенным голосом, непохожим на его обычный.

– «Конечно, такое… обескуражит любого. Но главная неприятность ждала меня у постели бедного Тома Ке… Кениона. Его подстрелили, и он искупал дух, когда я появился».

– Испускал, – поправил Джонни. – Следи за смыслом, Чак.

– «Искупал дух», – повторил Чак и, весело хмыкнув, продолжил: – «…и он испускал дух, когда я появился».

Джонни почувствовал жалость к юноше, склонившемуся над дешевым изданием «Смертельной погони». Незамысловатая проза Макса Брэнда обычно проглатывается на одном дыхании, а Чак с трудом продирался сквозь простые фразы, водя пальцем по строчке. Его отец Роджер Четсворт владел чуть ли не крупнейшим в Нью-Хэмпшире прядильно-ткацким производством. Они жили в Дареме в большом особняке из шестнадцати комнат и имели прислугу в пять человек, включая Нго Фата, который раз в неделю отправлялся в Портсмут на занятия для тех, кто хочет получить американское гражданство. Четсворт ездил на отреставрированном «кадиллаке» 1957 года с откидным верхом. Его жена, приятная и рассудительная женщина сорока двух лет, разъезжала на «мерседесе», а Чак – на «корвете». Состояние семьи оценивалось примерно в пять миллионов долларов.