Мертвая зыбь
Шрифт:
Им приходилось говорить громко, они двигались на расстоянии друг от друга, а динамики приглушали голоса.
– Сержант, это боязнь большого члена. Вы не понимаете! Он (что-то там ваше) разорвет на куски!
В самом деле, что большой член может порвать на куски? Из того, что принадлежит сержанту, разумеется. Сержант ответил, что кэпн (капитан?) что-то сделал с его задницей давным-давно, и теперь она не боится варваров. Дурачок, лучше бы он беспокоился о своей шее, а не о заднице…
Карлики смеялись. Если сержант хотел разрядить обстановку, то ему это удалось.
– Я не знала, что вы
– Кэп сделает геем любого, кого захочет! Он верит… - дальше что-то про порядок (приказ?), «довольно», «сделать это». В общем, делает их геями по приказу…
Интересно, они читали Джерома, О’Генри? Так плоско не шутят даже на Каменных островах. Или, может быть, это в самом деле было смешно, просто Олаф не уловил какого-то подтекста? Ведь управляют же они субмариной, пользуются компьютерами…
Через минуту он сообразил: солдаты. Перед ним (позади него) не изобретатели компьютеров, не филологи, не океанографы - просто солдаты. Тупые исполнители чужой воли, им необязательно знать Джерома. Олаф читал о таких в допотопных книгах. И если пограничники Восточной Гипербореи на них непохожи, это не значит, что все карлики устроены столь же примитивно. Заговори они языком О’Генри, Олаф, наверное, не понял бы даже смысла сказанного. Он и так понимал их через слово - остальное додумывал.
Пожалуй, он бы даже не удивился казарменным шуткам, если бы среди карликов не было женщин. О женщинах-солдатах ему тоже приходилось читать, но в книгах они почему-то выглядели иначе.
Если бы каждый шаг не отдавал в плечо, да еще и всякий раз по-разному… Если бы тропинка была ровной… Если бы дурнота не колыхалась в горле и не мутила мозги, если бы не накатывала поминутно слабость, от которой ватным делалось тело, если бы было чуть-чуть теплее…
Он оступился, едва не упал - неловко подогнулось колено, - приостановился и тут же получил прикладом между лопаток. Карлик, который до этого молчал, выругался невнятно, себе под нос, Олаф уловил только «грязный варвар».
Ему тут же игриво ответила карлица с клипсами на маточных трубах - Рамона? «Нет ли у тебя», «никакой жалости», «для него»… Ох, это простое «тебе его не жалко?». Ну и о том, что варвар не виноват, что родился варваром.
– Мои предки заплатили за то, чтобы я не был рожден варваром. И ваши тоже. Я не вижу никакой несправедливости, - ответил карлик.
– Наверное, у его предков не было таких денег. Но это не его вина, - настаивала Рамона.
Олаф сосредоточился - по крайней мере, постарался. «Заплатили, чтобы я не родился варваром»… В общем-то, так и должно было быть: «билеты» в подводный серебряный город наверняка стоили много денег, в допотопные времена все продавалось и покупалось.
– Может быть, это моя вина, что у его предков было недостаточно денег? Или ваша? Или сержанта?
– огрызнулся карлик, ударивший Олафа прикладом.
– Мои предки не платили денег, мой пра-пра-пра-прадедушка был лауреатом Нобелевской премии, - заметил сержант.
Значит, не только за деньги? Это немного обнадеживало.
– Может быть, это ваша вина, что предок этого варвара не был лауреатом Нобелевской премии?
– Я поняла. Мы избранные, а он нет. Но… (тут было не разобрать, опять что-то про жалость). Он милашка.
Избранные? Олаф не
– Такой милашка сломал Джуди шею одной рукой, - проворчала Наташа.
Должно быть, это она убежала с криком, вместо того чтобы стрелять… Женщине не зазорно испугаться. Женщина должна бояться, должна себя беречь… Даже если у нее перерезаны маточные трубы. «Если кукла выйдет плохо, назову ее Дуреха».
– Джуди была идиотка, - фыркнула Рамона.
Появился озноб, усиливший и без того невыносимые мученья, и справиться с ним никак не получалось. Карлики продолжали перекидываться плоскими шутками, но Олаф уже не прислушивался, не старался их понять - слишком много сил уходило на то, чтобы не спотыкаться. К концу пути озноб стал похож на дрожь от усталости, отчаянья и страха, жалобная гримаса судорогой застыла на лице, тело одеревенело и совсем не слушалось.
Субмарина стояла на якоре у северного берега. Потопила ли она катер? Или позволила ему уйти?
Карлики расположились в лагере, возле времянки, и один из них с интересом рассматривал тело Гуннара - Олаф не усомнился: с профессиональным интересом. Что ж, этого тоже следовало ожидать. Другой сидел на складном стуле со спинкой, положив ногу на ногу, и почему-то Олаф решил, что это и есть упомянутый сержантом кэп. В любом случае, среди высадившихся на берег карликов он был старшим.
Их, безлицых, Олаф различал только по голосам. Один из его конвоиров подошел к капитану и передал скомканный протокол вскрытия вместе с половинками гиперборейского флага. Кэп взглянул на Олафа исподлобья и повернулся к своему товарищу - врачу?
Стоять оказалось еще трудней, чем идти, - Олафа качало во все стороны, на ходу это было не так заметно.
Врач пробежал протокол глазами, кивнул и вернул листок капитану. Тот долго смотрел на половинки флага, на листок - будто забыл о существовании Олафа. Но потом все же поднял лицо и брезгливо произнес:
– Ёур наме?
Ну не до такой же степени…
Кэп повернулся к карлику-врачу. Сказал, что говорить с варварами нетрудно, надо лишь произносить слова так, как они пишутся.
Скрывать свое имя смысла не было.
– Олаф, Сампа, - прозвучало это невнятно, потому что он боялся разжать зубы.
– И я не варвар, а гиперборей.
– Вы лекарь, Олаф?
– спросил карлик по-английски, пропустив вторую часть ответа мимо ушей.
Олаф ответил, что он врач-танатолог, не удержавшись от усмешки - правда, жалкой и кривой. Сидевший посмотрел на него (с сомнением?) и оглянулся на своего товарища. Тот кивнул и сказал, показывая на тело Гуннара:
– Это профессионально сделанная аутопсия.
И добавил про медицинское заключение и цифры в нем: рост, вес тела и отдельных органов.
– И сколько весит сердце варвара?
– Наверное, кэп хотел пошутить.
– Это медицинское заключение о вскрытии Шульца, - ответил врач.
Как мешали маски на лицах! Мало того, что Олаф плохо понимал их язык, он еще не видел их глаз… Кэп поднял голову и посмотрел на Олафа пристальным взглядом. Во всяком случае, долго не опускал лицо.
– Вот как? Вы уверены?
– Сто шестьдесят сантиметров - это пять футов и три дюйма, рост Шульца. Я не видел варваров такого роста.