Мертвецы живут в раю
Шрифт:
Мари-Лу вышла. Атлет пошел прямо на нее. Схватил ее за руку. Она стала вырываться, потом заметила меня.
— В чем проблема?
Атлет обернулся. Готовый с ходу мне врезать. Но отпрянул назад. С точки зрения физической силы я не мог произвести на него такое впечатление. Нет, дело было в другом. И я сообразил. Это же мой друг — боксер.
— Я тебе задал вопрос.
— Ты кто такой?
— Я и забыл, что в ту ночь мы с тобой не познакомились.
Я распахнул пиджак. Он увидел кобуру и мою пушку. Перед уходом из комиссариата я пристегнул кобуру, проверил свой пистолет и зарядил его. Под встревоженным
— Нам надо с тобой поговорить.
— Потом.
— Сегодня вечером.
— Я тебе обещаю. Но сейчас у меня срочная встреча. С одной девкой Фаржа. Она — источник информации.
Пероль ничего не ответил. В его глазах я был совершенно необычным полицейским. И, наверняка, чокнутым. То, что мы должны с ним поговорить, становилось необходимостью. Взяв Муррабеда, мы провалились в помойную яму.
— Положи руки на стену и раздвинь ноги, — приказал я Атлету.
Послышался треск отъезжающего мотоцикла. Я приблизился к Атлету и избавил его от бумажника, торчащего из заднего кармана джинсов. Я не мог поверить в то, что они избили меня просто так, из-за Мари-Лу.
— Твой дружок Фарж сидит в камере. А ты зачем приходил в тот вечер?
Он пожал плечами. Все его мускулы задвигались, и я невольно попятился назад. Этот громила мог уложить меня одним щелчком.
— У него и спроси!
На самом деле Атлет мне не верил. И я его ничуть не пугал. В одиночку мне его взять не удастся. Даже с помощью моей пушки. Он ждал только подходящего момента. Я приставил ствол пистолета к его затылку. Глазами я следил за редкими прохожими. Никто не останавливался. Стоило бросить на них взгляд, и они разбегались.
— Мне что делать? — спросила Мари-Лу у меня за спиной.
— Иди в машину.
Прошла целая вечность. В конечном счете произошло то, на что я надеялся. С бульвара Льето послышалась полицейская сирена. Она приближалась. Остались еще настоящие граждане. Приехали трое полицейских. Я показал им свое удостоверение. Я был далеко от своего участка, но сейчас было не до церемоний.
— Он приставал к молодой женщине. Заберите его за нанесение оскорбления офицеру полиции. Вы сдадите его инспектору Перолю. Он сумеет с ним разобраться. А мы с тобой скоро снова увидимся.
Мари-Лу ждала, прислонившись спиной к капоту «фиесты». Курила. Некоторые мужчины, проходя мимо, оборачивались, чтобы ею полюбоваться. Но она, казалось, никого не замечала. Даже не чувствовала на себе мужских глаз. У нее был такой взгляд, какой я впервые заметил сегодня утром, после любви. Взгляд отрешенный. Ее здесь уже не было.
Она прижалась ко мне. Я уткнулся лицом в ее волосы. В последний раз я вдыхал ее запах. Аромат корицы. Груди Мари-Лу обжигали мне грудь. Кончиками пальцев она погладила меня по спине. Я медленно отстранился. Я приложил палец к ее губам раньше, чем она успела что-то сказать. До свиданья. До скорого. Или еще что-нибудь. Я не любил отъезды. И возвращения я не любил. Мне просто нравилось, чтобы все происходило так, как оно и должно происходить.
Я поцеловал Мари-Лу в обе щеки. Нежно, не спеша. Потом пошел вниз по улице Эстель на другую встречу. В пять часов меня ждал Батисти.
Глава двенадцатая,
в которой мы сталкиваемся с бесконечно малой величиной
Мы вскочили на паром в тот момент, когда он уже отчаливал. Скорее это я толкнул Батисти, чем он сам прыгнул. Толкнул сильно, но не выпуская его. Толчок выбросил его на середину каюты. Я подумал, что он потеряет равновесие и грохнется, но Батисти уцепился за скамейку. Он обернулся, взглянул на меня, потом сел. Он снял свою морскую фуражку и вытер пот со лба.
— Итальянцы! — пояснил я. (И пошел брать билеты.)
Я их засек в ту минуту, когда Батисти присоединился ко мне у паромного причала. Они шли за ним в нескольких метрах. Белые полотняные брюки, пестрые рубашки, солнцезащитные очки и сумки через плечо. Как говорил Джамель, они ловко косили под настоящих туристов. Я их сразу узнал. В тот день, в баре «Флот», они обедали за столом позади нас. Они ушли, когда Батисти меня покинул. Они не отставали от Батисти ни на шаг. А меня они выслеживали в квартале Панье только потому, что видели с ним. У меня были основания так думать. Это оказалось верным.
Итальянцы не следили за мною. Они никого не пасли. В этом я убедился еще до встречи с Батисти. Расставшись с Мари-Лу, я спустился по улице Эстель, потом свернул на улицу Сен-Ферреоль. Большую пешеходную улицу Марселя. Здесь были сосредоточены все универсальные магазины: «Нувель галери», «Марк и Спенсер», «Редут», «Виржин». Они заменили прекрасные кинотеатры шестидесятых годов «Риаото», «Рекс», «Патэ Палас». На улице даже не осталось ни одного бара. В семь вечера она становилась такой же пустынной и печальной, как Канбьер.
Я окунулся в поток гуляющих. Обывателей, служащих, иммигрантов, безработных, молодых, старых… С пяти часов весь Марсель слонялся по этой улице. Каждый вел себя на людях непринужденно, без агрессивности. Здесь был истинный Марсель. Социальные различия вновь проявлялись лишь за пределами улицы. Канбьер — неявная граница между севером и югом города. И площадь Феликса Барэ, в двух шагах от префектуры, на которой всегда стоял фургон жандармерии. Это был передовой пост буржуазных кварталов. За ним бары, в том числе и бар «Пьер», что был в течение века самым модным в центре города местом встреч золотой молодежи.
Под взглядом жандармов неизменно возникало такое чувство, будто город находится в состоянии войны. Когда ты выходил за эти границы, тебя встречали враждебные взгляды, а также страхи или ненависть, в зависимости от того, звался ты Поль или Ахмед. Здесь закон природы сводился к тому, что иметь необычную физиономию — это уже преступление.
Я шел без цели, даже не задерживаясь у витрин. Приводил в порядок свои мысли. Нить событий тянулась от смерти Маню к смерти Уго. Даже если я ничего в них не понимал, я мог их расположить в определенной последовательности. В данную минуту меня это устраивало. Молодые девушки, гуляющие по улице, казались мне красивее, чем в мое время. На их лицах было написано скрещивание разных народов. Их история. Они шли уверенные в себе и гордые своей красотой. От коренных жительниц Марселя они переняли ту же томно-расслабленную походку и тот же, почти бесстыдный взгляд, если ваши глаза задерживались на них. Я не помню, кто сказал, что они мутантки, но мне это представлялось очень верным. Я завидовал нынешним молодым людям.