Мертвое озеро
Шрифт:
– - В последний раз спрашиваю, к кому писал письмо?
Ответа не слыхала Аня, и когда хлопнули дверью, она, припрыгнув, закричала:
– - Петруша!
Петруша выглянул из окна; глаза его были заплаканы, но он улыбался и торжествующим голосом сказал:
– - А каково я их всех поддел!
Аня с участием спросила:
– - Петруша, ты, кажется, плакал? за что он тебя оставил без обеда?
– - Вовсе не думал плакать! Выйдут же наконец из терпения и пошлют меня в город.
– - Не хочешь ли ты есть?
Вместо
Аня, повернув голову по указанию Петруши, увидела Федора Андреича, гуляющего по саду; она побежала в залу, где Настасья Андреевна уже сидела за самоваром. Она встретила Аню следующими словами:
– - Где это вы изволите бегать?.. из-за вас в доме целый день тревога!
– - Я была в саду.
– - Так извольте идти опять туда: вас сам Федор Андреич пошел искать; просите его кушать чай.
Аня побежала искать Федора Андреича, но столкнулась с ним на террасе.
– - Куда?
– - строго спросил он.
– - К вам-с!
– - отвечала Аня.
– - Это зачем?
– - Вы искали меня.
– - Да; а где вы были?
– - В саду.
– - Сад велик! где именно?
Аня замялась, но вдруг поспешно отвечала:
– - Я рвала ягоды.
– - Сырые-то? ай-ай-ай!
И Федор Андреич покачал головой, взял Аню за руку и пристально глядел ей в глаза. Она покраснела как мак, потупила глаза, и сердце у ней застучало от страху. Она страшилась, что он видел ее у окна, где был заключен Петруша.
– - Вы любите меня?
– - протяжно спросил Федор Андреич…
– - Да-с… очень…-- не вдруг проговорила Аня.
Это вызвало недоверчивую улыбку на губы Федора Андреича. Он наставительным голосом сказал, держа ее за руку:
– - Вы уж большая девица: вам не следует вставать до свету, чтоб болтать с глупым мальчишкой, которому надо учиться. Все эти шалости вчера и сегодня нейдут к вам… но бог с ними. Вы, верно, знаете, к кому он изволил писать письмо, а?
Аню как будто бы жгли на медленном огне. Она обрадовалась бы, если б пол обрушился и поглотил ее, лишь бы не чувствовать прикосновения горячей руки, которая жгла ее, и проницательных сверкающих взглядов Федора Андреича.
– - Что же вы? вы, как и он, молчите?
– - Я ничего не знаю-с!
– - заплакав, отвечала Аня; ей было страшно.
– - Я ждал этого!
– - с сердцем сказал Федор Андреич и с силою сжал ее руку, отчего Аня слегка вскрикнула; он оставил ее и стал ходить взад и вперед по террасе.
Аня плакала.
– - Братец, чай готов,-- сказала Настасья Андреевна, появясь в дверях.
– - Прикажите мне сюда подать!
– - отрывисто отвечал ей брат и продолжал ходить.
– - Извольте принести чашку!
– - обратясь к Ане, сказала Настасья Андреевна, и когда девушка скрылась, она поспешно продолжала:-- Братец, простите Петрушу: он и так довольно наказан.
– - За его упрямство ему еще не
– - отрывисто, сердитым голосом сказал Федор Андреич.
– - Это несправедливо! всё одного наказывать, в то время как другая во сто раз более виновата.
– - Да вы не знаете, что он сделал, и заступаетесь. Он упрямый мальчишка!
– - Всему научился у ней; прежде он не был таким. Я, я никогда не взяла бы в дом такую упрямую девчонку; она его всему научает: он еще дитя,-- с горячностью говорила Настасья Андреевна.
– - Хорошо дитя!.. но прошу таких глупостей не говорить в другой раз.
Аня слышала обвинение себе. Оскорбление, это чувство, доселе ей неизвестное, обхватило ее; она вся задрожала, хотела говорить, но не могла,-- хотела плакать, но слезы душили ее; поставив чашку на перилы террасы, она кинулась в сад. Сумерки мешали видеть лицо Ани; однако Федор Андреич вернул ее, заметив, что в саду сыро. Аня ушла в залу и, сев у окна, сжала свою голову руками, облокотись на подоконницу. Она оставалась в этом положении, пока не почувствовала легкого удара по плечу. Старичок стоял возле нее и тихо сказал ей:
– - Что с тобой?.. не слышишь, что Федор Андреич тебя зовет?
Аня очень удивилась, что чай был убран и зала темна.
– - Иди же читать газету,-- с удивлением повторил старичок.
Внучка как бы машинально повиновалась: она вошла в гостиную. Свет свечей резал ей глаза. Федор Андреич сидел один на диване у круглого стола, покуривая трубку. Аня молча села, взяла газету, лежавшую на столе, и стала читать. Но она читала так рассеянно, что Федор Андреич заметил ей, что она, верно, разучилась читать, и приказал прекратить чтение.
Через полчаса в гостиной старичок, храня глубокое молчание, играл в карты с Федором Андреичем, а его сестра расхаживала по террасе, пол которой очень сильно скрыпел. Дверь на террасу была раскрыта. Аня сидела с работой в руках возле старичка, но поминутно задумывалась; стук карт по столу заставлял ее вздрагивать, и она обращалась к своей работе.
Вечер был тих, свечи горели ровно. Вдруг посреди глубокой тишины послышался звонкий голос, полный грустной мелодии. Он пел русскую песню:
Не одна-то во поле дороженька…
Шаги на террасе замолкли, Аня оставила шитье; играющие в карты и все вслушивались в пение.
– - Кто это распевает в саду?
– - с удивлением спросил Федор Андреич и вдруг, усмехнувшись, продолжал:-- А, это, верно, он! Слышите, Настасья Андреевна, каким соловьем заливается ваш баловень?
И он стуком карт как бы старался заглушить пение. Оно было так грустно, что у Ани показались слезы на глазах, а старичок сделал ренонс. Последнее очень рассердило Федора Андреича, и он, поворчав на старичка, крикнул своей сестре: