Мертвое озеро

Некрасов Николай Алексеевич

– - Они-с тоже!
– - пугливо глядя на хозяйку, отвечал лакей.

– - Как же ты меня не разбудил?
– - закричала Настасья Андреевна.

– - Очень крепко запретил барин никого не беспокоить-с.

Настасья Андреевна опустилась в изнеможении на стул, а все присутствующие менялись удивленными взглядами и пожатием плеч, казалось лишась способности говорить. Посреди-то этой тишины со стола зажурчали ручьи воды. Настасья Андреевна забыла закрыть кран у самовара, заваривая чай. Все заахали, засуетились вокруг стола. Настасья Андреевна шумела больше всех, выбранив всех, начиная

от Ани до жены учителя… Когда привели всё в надлежащий порядок и все опять уселись по своим местам за чай, на каждом лице заметно было напряженное усилие разгадать причину неожиданного отъезда хозяина и похищения Петруши.

Селивестр Федорыч находился в волнении, особенно подозрительном при его глубокомысленной неподвижности. Он напевал старичку обидчивым голосом:

– - Что же, мной были недовольны, что ли? разве они не знают, что я семерых приготовил к экзамену?

– - Уехал!
– - пробормотала Настасья Андреевна, неопределенно смотря на самовар.

– - Не дал ни с кем проститься!
– - покачивая головой, в свою очередь рассуждал старичок.

Настасья Андреевна, услышав его, подняла голову; глаза ее запылали гневом, и она, задыхаясь, отвечала старичку:

– - И даже не дать проститься с той, которая ему заменяла мать!

Руки ее судорожно сжались, и она тихо произнесла, как бы рассуждая сама с собой:

– - Кажется, я терпела; но этот поступок…

– - Он, верно, боялся слез?
– - заметил старичок.

– - Ах, боже мой! да что я за дура? неужели я стала бы плакать, если его повезли бы учиться! Я давно просила его позаботиться о нем. А тут вдруг, как преступника, засадили в комнату и ни с кем не дали проститься -- увезли.

– - Круто поступил!
– - печально сказал старичок.

– - Не круто… нет… это просто жестоко!
– - воскликнула Настасья Андреевна и, как бы испугавшись своих слов, огляделась кругом. Но, встретив сухую фигуру Селивестра Федорыча, она видимо обрадовалась и продолжала, не понижая голоса: -- Это всё вы, вы виноваты: вам только бы сидеть у себя да нежничать с вашей женой!

Учитель разгорячился от несправедливых упреков Настасьи Андреевны и с несвойственным жаром сказал:

– - Помилуйте, Настасья Андреевна! я обязанность свою исполнял как следует: я занимался с ним ровно восемь часов в сутки, по десять предметов проходил каждый день. Слава богу, я знаю, как должно исполнять свой долг; у госпожи Ломаковой я пятерых приготовил в…

– - Убирайтесь вы со своими Ломаковыми! Вы за Петрушей не смотрели, не смотрели!
– - кричала всё сильнее Настасья Андреевна.

Учитель обижался и ко всем обращался с вопросом: "Чем же я-то виноват?"

– - Я бы вас дня не стала держать! вот как вы правы!-- произнесла иронически Настасья Андреевна и вышла из залы, захлопнув с силою дверь.

– - Что я такое сделал?
– - жалобно спросил Селивестр Федорыч, обращаясь к старичку, который отвечал ему:

– - И, батюшка! полноте! не видите вы, что ли, как она огорчена? Всем поровну досталось от нее сегодня.

Учитель задумался, а его жена не спускала глаз со своего мужа; ее била лихорадка, и слезы текли по щекам.

– - Не плачьте!
– - с участием шепнула Аня,

подойдя к жене учителя, которой, казалось, только недоставало этого, чтоб разрыдаться.

– - Это, это что?
– - спросил учитель, глядя с удивлением на свою жену.

– - Очень просто: ей больно, что на вас рассердилась Настасья Андреевна,-- отвечал старичок.

Но жена учителя уже не плакала и, сделав реверанс стулу, на котором сидела Настасья Андреевна, вышла первая из залы, а за ней и муж.

– - Аня, пойдем погулять в сад: здесь что-то душно!
– - вставая со стула, сказал старичок.

Дедушка и внучка, оба грустные, пошли в сад. Усадив старичка в беседку, Аня пустилась бежать к мостику, но скоро остановилась и пошла лениво; мимоходом и как бы с досадою щипала листья с кустов и бросала на дорожку. Подойдя к молоденькой березе, у которой она недавно была с Петрушей, она остановилась перед ней и долго оставалась в раздумье. Потом, вынув из кармана перочинный ножичек, она вырезала число и год на дереве.

Долго она ходила по саду, как бы кого-то всё искала,-- была у речки, пробовала кататься на лодке, и видно было, что ей неловко и грустно.

Она возвратилась в беседку и нашла старичка сладко спящим на скамейке. Сорвав огромную ветвь акации, она села возле него и стала обмахивать мух с лица спящего, пристально глядя ему в лицо. Мысли ее обратились к прошедшему -- к той веселой и свободной жизни, какую она вела у доброго старичка: невольно родилось сравненье с теперешней жизнью. Она припоминала ту легкость на душе, когда, бывало, усевшись между двумя старичками под вечерок, она читала им романы, как потом она им разливала чай и как весело ей было ложиться спать. И когда дошла она до смерти бабушки, сердце у ней сжалось и вдруг пришла ей мысль: что, если и дедушка умрет, с кем она останется? Это так испугало Аню, что она разбудила старичка. Открыв глаза, он пугливо спросил:

– - Что тебе, Аня, что?

– - Ах, дедушка, мне скучно!
– - отвечала внучка.

– - Что же мне делать, голубушка моя!
– - протирая глава, ласково отвечал старичок.

– - Не спите!

– - Да ведь так только вздремнул.

И он сладко зевнул.

– - Ну хотите, я принесу сюда шашки, и мы будем играть.

– - Ты разве умеешь?

– - Умею: недаром же я сижу всё возле вас, как вы играете с ним.

– - Ну давай!

Аня побежала к дому и в аллее видела Настасью Андреевну, которая расхаживала скоро и поминутно подносила к глазам платок.

Под вечер Аня стала веселее, потому что целый день провела одна с дедушкой: всё было тихо, никто ее не бранил, никто на нее враждебно не глядел; она говорила, что ей приходило в голову, ела за столом, сколько ей хотелось, потому что Настасья Андреевна не сходила сверху со дня отъезда Петруши.

Аня, пользуясь этим, отобрала себе пробор, завила пукли и возилась с ними по нескольку часов в день. Стоя перед зеркалом, она напряженно рассматривала себя, будто совершенно постороннюю особу, и наконец решила, что она недурна собой, хоть и желала много перемен в своем лице. Во-первых, более бледности и таких огромных глаз, что верно б сама испугалась, если б желание вдруг исполнилось.