Мертвое ущелье (Логово)
Шрифт:
Первое, что надо было сделать, сообщить о новых сведениях подпольщикам в город. Следовало досрочно отправить туда деда, использовать запасной час связи. Но кто сообщит связнику об этом? Это был исключительный случай, и оба решили вывести на деда, то есть раскрыть связника Хохлову. Он про деда, правда, знал, но лично с ним никогда не встречался. Так что дополнительного риска здесь не было. Тем более, Хохлов абсолютно надежен, разведка — его основное дело, да и переводчик тоже он.
Обговорили с Хохловым его визит к связнику, сроки, когда тот должен поехать и вернуться, подготовили текст записки. Но в последний момент возникла еще одна проблема.
— А ведь дед-то теперь уже не просто связник... — Тон комиссара был раздумчивый
— Это почему? — Топорков с интересом посмотрел на заместителя.
— Да потому, что он теперь связник с инициативой, то есть и сам разведчик. И на случай, если ему придется делать сообщение, и вообще для пользы дела ему нужен псевдоним, подпольная кличка.
— Да, пожалуй.
Хохлов молча внимательно слушал разговор командира с комиссаром. Считал полезным пока помолчать.
— Ну, а как мы его окрестим теперь?
— Может, «Скворец»? — Командир улыбнулся. — Это нейтрально, но ему соответствует. Он ворчлив, много чирикает.
— Пожалуй, нет, командир.
— А как?
— Давай назовем его «Королевич», а?
— Почему?
Хохлов и командир оба вопросительно уставились на комиссара.
— Ну, во-первых, это никак не наводит на него. Королевич должен быть молодым и красивым. Конечно, немцы так примитивно не рассчитывают свои предположения и версии, но «Королевич», мне думается, в самый раз. Неожиданно и никак не наводит на деда.
— А что? Пожалуй, пойдет. — Это были первые слова, сказанные здесь Хохловым.
— Согласен,— кивнул командир,— пусть будет «Королевич».
8. БРАТ ВОЛКА
Начальнику разведки отряда Станиславу Ивановичу Хохлову только исполнилось двадцать пять лет, но его иначе, как по имени-отчеству, никто не называл. Кроме, конечно, Топоркова. Тот всех звал по фамилии, коротко, официально, по-деловому. Так уж у него было принято, у Топоркова.
Разведчики только иногда обращались к своему командиру, называя его «лейтенант». А так все время — Станислав Иванович.
Он был всегда спокоен, выдержан, нетороплив и молчалив. И даже казался из-за этого незаметным на совещаниях командиров, несмотря на свой рост,— он был высок и широк в плечах, что было видно, даже когда он сидел.
После разговора с командиром об Углове он стал внимательно присматриваться к этому новичку. И вскоре обнаружил удивительные вещи. Опытный разведчик заметил то, что оставалось незаметным для всех остальных. Углов слышал, как кто-то подходит к землянке на целых двадцать секунд раньше его, Хохлова. А у Хохлова был хороший слух. Станислав Иванович видел, как едва заметно начинали вздрагивать уши новичка, и вскоре после этого и до Хохлова доносились шаги снаружи. Когда кто-то входил в землянку, Углов пошевеливал ноздрями, и командиру разведчиков казалось, что этот Углов, как зверь, принюхивается к пришедшему. В первую же ночь Хохлов установил, что Углов хорошо видит в темноте. Он выходил ночью из землянки, видимо, по нужде. И когда встал, пошел прямо и быстро к выходу. Так же и возвратился. Не ощупывая себе путь, как другие, когда в землянке не было никакого освещения, кроме слабого отблеска ночных сумеречных полутонов, которые просачивались через дверь. Но это были тени, их никак нельзя было назвать даже слабым светом. И вот в этой почти полной темноте новичок двигался быстро и уверенно, как при свете. Все это было странно и так не похоже на все остальное, что всегда замечалось за людьми. Хохлов понял, что этот парень чуток, как дикий зверь, очень силен и ловок. Он исследовал лук, сделанный Угловым, и оценил его в полной мере. Это было серьезное и бесшумное оружие. Пожалуй, иногда очень нужное в разведке.
Хохлов понимал, что наблюдения его важны, но прямо-таки не знал, что и как он будет докладывать командиру отряда обо всем этом. Он раздумывал, пойти ли сейчас к командиру или понаблюдать еще. Углов в это время прогуливался вдвоем
А Станислав Иванович в это время все никак не мог решить, как ему быть именно сейчас. Раздумывал и колебался, припоминая все мелочи, которые заметил за прошедшие сутки. Слишком серьезными были его наблюдения, чтобы молчать и выжидать. Но вместе с тем...
Внезапно зазвонил полевой телефон.
— Хохлов! Срочно зайди.
— Иду, командир.
Топорков молча протянул ему расшифрованную радиограмму: «Внешних особых примет нет, но сержант Углов обладает обостренными чувствами: чутьем, слухом, зрением. Больше двух лет жил в тайге в волчьем логове. Хромой — так звали волка, с которым он жил в лесной пещере. Такие данные от армейцев. Девятый».
Радиограмма из штаба партизанской бригады, подписана ее командиром. Хохлов перечитал ее дважды, положил на стол и улыбнулся.
— Ну, что скажешь, Хохлов?
— Скажу, командир, что он очень даже нужный для нас человек.
— Но еще надо проверить эти его «особые приметы». Правда, с Хромым мне уже ясно...
— Не надо ничего проверять, командир. Именно об этом я и собирался вам доложить. Да, откровенно говоря, и не знал, как буду объяснять. Странным мне это показалось. Теперь все понятно. Он и видит во тьме, и обнюхивает входящих, как зверь. Вроде и виду не подает, а ноздри подрагивают и воздух незаметно втягивает, принюхивается, как бы инстинктивно.
— Ты уверен?
— Так точно, командир.
— Ну, тебе виднее.
— Так что, если не возражаете, сегодня ночью я беру его на операцию.
— Вообще-то не возражаю. А... не рано? Да и здоров ли он?
— Здоров. Сам все время напрашивается. А насчет обстановки — не рано. Он ведь войсковой разведчик. Да еще с его данными он в любом деле, в любой нашей операции сразу сгодится.
— Ну что ж, тогда — добро! Действуй!
— Слушаюсь, командир.
Часа два Станислав Иванович обговаривал с Игнатом детали сегодняшнего похода, по карте прорабатывал маршрут. Уточняли время и место выхода, разделение группы, возвращения. Игнат ознакомился с принципом кодирования записок, отправляемых из отряда в городское подполье и обратно в отряд. Хохлов объяснил Игнату, где найти связного и как положить записку в тайник саней. Только при острой необходимости можно пользоваться этим каналом связи: вдруг Игнат по какой-то причине не сможет вернуться в отряд, надолго задержится. Записку надо писать: «Королевичу». Кто ездит на этих санях, Хохлов не сказал, кто «Королевич» — тем более. Ездит ли связник или кто-то другой, кто даже не подозревает о тайнике, все это было неизвестно, да и не положено знать никому, кроме командования. Партизаны и разведчики пользовались передвижным тайником, иногда даже видели хмурого деда с жидкой белой бороденкой, но никто с ним не общался, да и он вполне мог быть чужим, ничего не знающим о тайнике, который он возит с собой. Ездил он примерно в одно время, и, изучив расписание его поездок, можно было вполне пользоваться его услугами и без его ведома. Заканчивая разговор, Хохлов сказал Игнату:
— Так что при необходимости можно воспользоваться тайником и передать записку. Как писать, запомнил?
— Конечно.
— Карандаш есть?
— Есть.
— Подписываться будешь... В общем, тебе, наверное, ясно, что нужна для этого подпольная кличка.
— Понятно.
— Но с этим у нас строго. Псевдоним сам себе не выбираешь. Он должен и соответствовать, и чтоб его разгадать нельзя было.
— Понятно.
— Так вот: у тебя будет кличка — «Брат волка». Не возражаешь?