Мёртвые душат
Шрифт:
— Да ничего себе питался, — проговорил Лимн, — Чичеро кормили пищей живых, мы с Дулдокравном менялись. Даже вкусно было…
— А коня Чичеро кормили овсом и сеном! — рявкнул Зунг.
Ну конечно же! Коня, в котором был оставлен Зунг, никто бы не догадался кормить человеческой пищей. Ясно, как он должен был взбеситься от голода!
— Как ты выжил? — только и спросил Лимн.
— Как смог, так и выжил. Сперва, как дурак, просидел неделю внутри коня, — хотя конюшню особенно не стерегли. Когда стало невмоготу, стал по ночам понемногу выбираться — искать съестное. К счастью, от конюшни до кухни было не
— Ну и что? Заметили.
— Да меня-то сначала не заметили. Вот коня заметили дохлого, пока я был в отлучке. Я ж не мог его без себя оставить в полной бодрости; складывал в кучку — и дёру. А тут как-то возвращаюсь (ну, как раз сегодня), — а вокруг коня слуги столпились, мимо них никак не проберёшься. И говорят: выбрасывать надо, чтоб не завонялся (это о коне)…
— Да он же набальзамированный!
— Да что они понимают? — сплюнул Зунг. — Так вот, понял я, что в конюшне мне больше делать нечего; ведь я о самом себе должен позаботиться, раз коня больше ничего не спасёт. Только как о себе позаботишься? Я же дальше кухни из конюшни нос не высовывал! Замка совсем не знаю, не ориентируюсь. Не знаю, где в нём спрячешься, а где как раз попадёшься. А уж где в замке расположились вы с Дулдокравном, того мне и подавно знать не пришлось…
— И что же было дальше?
— Ну что могло быть? Сунулся я к одной двери, к другой. Спрятаться-то надо! Но никак не ясно, где! К одной башне подошёл — оказалось, тюремная. Тут за мной какой-то болван увязался — из надзирателей тамошних. Уж я его запутывал, запутывал, а он всё не отставал. Вот скотина! Он бы меня сцапал, если бы я тот камень в стене не заметил и не надавил.
— Что за камень?
— Да тот же самый круглый камень, на который ты нажал, чтобы сюда провалиться.
— Ага! — понял Лимн. — А как мы отсюда выберемся?
— Мы не выберемся. Сдохнем, как конь Чичеро! — Зунг никогда не отличался оптимизмом.
— Ну нет, должен быть выход! — возразил Лимн.
— Тут под ногами — знаешь, сколько скелетов валяется? Я свечу зажигал — видел. Они тоже, поди, надеялись выбраться. Но наверх отсюда добрых пять метров, и стены скользкие — не уцепишься! Те, кто здесь костьми лёг, повыше нас с тобой были…
— А яма в полу? — спросил Лимн.
— Там пропасть. Я туда камешки бросал — звука падения не слышно. И думаю, те, кто до нас в этой ловушке оказались, не глупее были тогда, чем мы теперь. Они-то сдохли, но в яму эту не полезли!
— Вот и сдохли от большого ума! — заключил Лимн. Он, как и Зунг, был раздосадован своим нынешним положением, кулаки его чесались, зубы скрипели, кровь кипела…
Карлики и так чудом до сих пор удерживались, чтобы не подраться. Теперь же чудо иссякло, и пойманные в ловушку разведчики стали кататься по полу, стуча друг друга головами о камни. Судя по всему, им предстояло ещё не раз подраться, и умереть здесь — но вовсе не от голода.
Бларп Эйуой подбросил Чичеро тему для раздумий, а сам пошёл своей дорогой. Посланник Смерти ошарашенно глядел вниз, на странную тень. Неужели это моя, думал он. Узнаёт ли он её?
Определённо, эта тень отличалась от своих товарок не только своей
Только сейчас, когда его собственная тень, извлечённая из предательски выкраденной «шкатулки» (киоромерхенной суэниты) заняла место среди других, Чичеро по-новому взглянул на забаву великана, подлинного смысла которой он до сих пор тщетно доискивался. Похоже, тени в колодце двора — это тени самих гостей. В том числе и тех, которые сейчас с хохотом за этими тенями наблюдают.
Лимн и Зунг продолжили бы драку, но совсем выбились из сил. В темноте не было видно, как они друг другу повредили. Впрочем, они в этом помещении всё равно были куда живее всех остальных. Вот так попадай в давно вышедшие из употребления тайники… Устроившись прямо на костях, Лимн и Зунг глядели в далёкий недоступный потолок, когда там что-то заскрежетало, и в свете свечи обозначился большой (почти в весь потолок) квадратный люк. В люк заглянуло две физиономии, в одной из которых Лимн, как ему показалось, узнал надсмотрщика Бибза. Того самого, который от тюремной башни шёл за Зунгом, перед этим тайником его потерял, а затем был отчитан, напуган и ограблен помощником коменданта.
— Ты говорил, дверь, а тут — люк! — раздался голос. Его обладатель исчез из проёма люка, видимо, распрямившись.
— Я не знал точно. Знал бы, прихватил бы всё-таки факел. Свеча ничего не даёт… — обладатель этого второго голоса, в котором Лимн таки узнал Бибза, пытался что-то рассмотреть, вытянув свечу вниз перед собой. Свет от свечи не достиг дна темницы, но карлики поспешно и неслышно откатились под ближнюю стену, где и затаились.
— Ну, что там, Бибз?
— Не разберу. Яма глубокая.
— Ты уверен, что здесь есть кладовая?
— Сам Золано сказал!
— Зачем ему тебе такое рассказывать?
— Он случайно проговорился.
— Что ж, прыгни, проверь.
— Нужна верёвка. Я ж не думал, что тут такая дыра… Сходи за верёвкой, а, Круц?
— Сам иди. Я думаю, Золано тебя надурил. Какой дурак в эту чёрную дыру будет насыпать золото? Оттуда и несёт скверно.
Шаги Круца стали удаляться, а Бибз не без труда задвинул люк. Лимн и Зунг подумали было, что он ушёл навсегда, но нет: не прошло и десяти минут, как люк снова отворился. Теперь Бибз явился один; он не взял с собой большого факела, как собирался (видно, побоялся, что помощник коменданта Золано, заметив издали свет, снова его здесь застукает), зато принёс верёвку, которой и воспользовался.
Прежде чем начать спуск, Бибз погасил и свою свечку: у него не было свободной руки, чтобы её держать. Когда же он спустился, то зажечь свечу ему уже не пришлось: карлики молниеносно на него набросились и скрутили руки за спиной. Кляпом затыкать рот не пришлось: сперва незадачливый надзиратель побоялся своими криками вызвать сюда начальство, а потом осознал прижатый к его горлу острый карличий нож. Кто его скрутил, Бибз увидеть не успел, и Лимн, подражая Золано, произнёс:
— Попался, гадёныш? Опять пришёл?