Мертвые не кусаються

Сан Антонио

— Присоединюсь попозже, Толстый. Сначала нужно передать сообщение крабу. Он уж, верно, весь истомился, наш Старичок.

Толстяк добавляет еще масла на лоб, массируя его мощной дланью.

— Вот тип, — вздыхает Берю, — он не расслабляется даже в ночь Святого Сильвестра. Уж это точно! Когда он откинет копыта, надо будет бросить ему в сосновый ящик парочку досье, чтобы не подох со скуки на том свете! Знаешь, что я тебе скажу? Как об этом подумаю, меня мучит жажда!

И он отправляется выпить!

Связь так себе. Голос старикана доходит до меня ослабевшим, будто

с того света, о котором только что толковал Мамонт.

— Ну что, Сан-Антонио?

— Проверка произведена, Начальник, это точно ОН.

Слышится карканье, похожее на звук, производимый, когда выплевывают после употребления зубную пасту.

— Плохо слышу вас, господин директор.

— Я сказал… печатки?

— Отпечатки? Вот они у меня перед глазами, завтра отправлю вам срочной почтой. К тому же мне удалось прощупать его левую ногу и я почувствовал шрам на левом бедре. Поверьте мне, ошибка невозможна.

— В таком случае, применяйте вариант «Б».

Вариант «Б»! В этом весь старуханец! Ему только бы развязать маленькую войну! Как в мультике.

Он задумывает сюжет.

Но только живу-то в нем я!

Лава два

Люди думают, что к югу от Авиньона мир голубой, охровый и в высшей степени желто-соломенный. Они думают, что ниже четвертой параллели все зеленеет, пылится, лазурится. Излишек почтовых календарей пропитал их ошибками, как говорит Берю. Они слишком загружены цветными брошюрами, фотографиями приятелей и знакомых на отдыхе. Вселенная иллюзорна. Можно и сплоховать, нельзя торопиться подбивать бабки, ненормальненькие мои, проверяй товар перед тем, как выдать пропуск (опять же, как излагает Толстяк).

Итак, этим утром 1 января разглядываю с балкона раскинувшийся у моих ног Пуэрто-де-ла-Крус. Открывается вид на черный берег с какой-то серой грязью под видом песка. Скалы в великом трауре. Океан с многокилометровыми нефтяными разводами… Белые здания, скученные, как на Манхэттене, толпятся у края залива. Все нашпиговано покрасневшими туристами. Вывески больше намалеваны по-дойчски, чем по-эспаго. Мерзавцам, желающим резко уменьшить население Германии, достаточно взорвать несколько бомбочек на Канарских островах между Рождеством и Новым годом. Сразу гоп, фини, капут, терминато дойчские друзья. И завоеватель может делать вклады и развивать нетронутую тевтонскую земельку, малонаселенную незлобными хранителями музеев или приветливыми баварскими служанками.

Так как мой балкон наискось, я любуюсь еще и панорамой внутренней части острова. Главная деталь здесь — совершенно замечательный Теиде, пико, как зовут его канарцы. Строго коническая, похожая на женскую грудь, его незапятнанная чистота блестит на солнце. Ибо что верно, то верно: солнца здесь до черта. Под белыми снегами каскады коричневой лавы. Еще ниже зеленые леса банановых плантаций знаменитой долины Оротава. Ну да, надо признать, что все вместе это не отвратно. Мне даже стыдно за мой рационализмус. Типично французонская реакция на обстоятельства. Французы, заметьте, всегда неудовлетворены. Напичканы сарказмом.

Колпачки с ручек всегда сняты, чтобы заполнить жалобную книгу, или, как я говорю, спросить у человека, только что вытащившего тонущего малыша из воды: «А где же беретик мальчика?» В общем, стыдно подумать.

В ванной Антуан гугукает под шампуняжем маман. Плевать ему на курортный блеск! Отрываюсь от пейзажа, чтобы пойти полюбоваться херувимчиком.

Ну, скажите, не сумасбродна ли эта миссия в семейном интерьере? Маман, дитя, трали-вали! Бах! Вариант «Б», как приказал Старичище! Приехать сюда с командой Святого Семейства — его задумка!

— Дорогой Сан-Антонио, если это действительно тот человек, вам придется иметь дело с самым коварным лисом, когда-либо встреченным за всю вашу карьеру. Прежде всего не вызовите у него подозрений!

Любые предосторожности не будут излишни. Возьмите с собой вашу семью и семью Берю. Станьте обычными туристами! Чем больше вы будете походить на члена тургруппы, тем больше получите свободы для маневра.

Открываю дверь в ванную комнату. Испанцы не экономят на размерах помещений. Обстановка бедновата, но в их конструкциях не тесно.

Берюрье уже тут, сидит на биде, радостно наблюдая трогательную картину. Маман помолодела, честное слово! И знаете, почему? Потому что с появлением Антуана сменила фиолетовую блузку на белую. Изображает из себя нянечку детсада. Рукава засучены, руки в пене по локти, она обмывает маленького негодника, который стоит в ванне, раздвинув ноги.

— Привет, парень, — бросает мне весело Толститель, — не хотел мешать отпущению грехов нашего тритона. Этот бродяга великолепен! Посмотрите на его пипинюшку! Мадам, есть мужики, у которых втрое меньше! Черт, это мог бы быть твой детеныш, Сан-А! Клянусь, этот лягушонок будет грозой бабочек. Нет, посмотрите, каков колосс! А эта пара кастаньетов! Когда я вижу такого смельчака, я сожалею, что женился на бесплодной. Славно было бы настрогать полдюжины щенят. И не только ради пособия, заметьте, а для удовольствия. Он смахивает слезинку рукавом рубашки.

— Ты уже схавал брюк-фиесту, Сан-А? — воодушевляется он, меняя тему.

— Нет еще.

— А я уже. Должен сказать, что ветчина не показалась мне ферст класс, а омлет был пережарен. Только дорада в сметане оказалась на уровне. Что касается сыр-бора, то здесь он дает газу в небо. Впрочем, они его подают в банановом желе на манер кошки, зарывающей дерьмо. В обед я отыграюсь на лангусте. Вот из зе погром этим морнингом?

— Солнечные ванны на краю бассейна, гусь-лебедь, это тебе годится?

— Твои слова поднимают менталитет, — одобряет Энергичный. — Если я приду, надеть купальные кальсоны?

— Посмотрим, — соглашаюсь я, лаская голую попку Антуана.

Дитя отвечает мне улыбкой сообщника.

Вот у нас и зарождается взаимная любовь. Скоро станем неразлучными.

Но не время расслабляться, Сан-А.

Старик настаивает на варианте «Б».

— Антуан II вроде уже готов? — спрашиваю я у Фелиции.

— Сейчас, а что?

— Потому что он мне нужен, — говорю я беззаботно.