Мертвые воспоминания
Шрифт:
Кристина помнила, как жутко хотела в этот вечер спать, и даже подумывала зарыться в одну из вонючих куч и подремать хотя бы полчасика. В чисто вымытой, выпотрошенной квартире она первым делом схватилась за планшет — только бы не уснуть.
— Слушай, а хочешь чего-нибудь доброе сделать? — выпалила Маша и покраснела так, что почти слилась цветом с ярким абажуром, который не стали засовывать в пластиковый короб, а просто поставили у выхода и напоследок включили в розетку.
Галка подавилась смешком, Дана вышла в коридор, чтобы
— Какое еще «доброе»?
— Ну, помочь детям из многодетных семей, с родителями-наркоманами, с алкоголиками, асоциальными…
— А-со-ци-аль-ны-ми, — важно повторила Галка и снова хмыкнула. Палыч задерживался, и ей не на ком было отвлекаться от невеселых мыслей в собственной голове.
Маша умолкла, вцепилась пальцами в бахрому на абажуре и дернула с такой силой, что отодрала несколько плетеных ниток. Покраснела еще гуще, спрятала нитки в карман. Кристина сохранила проект кошкособаки, и пригляделась к Маше:
— И как я им помогу? Денег нет. Совсем.
— Да нет же, — Маша смешно, по-детски сморщила нос, — это я знаю. Я про то, что можно устроить мастер-класс, научить их рисовать хотя бы акварельками. Это же счастье! Ты просто покажешь им, как рисуешь, и они сами попробуют чего-нибудь намазюкать, поговорят с настоящей художницей. Здорово же!
— Здо-ро-во!
— Да помолчи ты, — отмахнулась от Галки Кристина. — Училка из меня что надо, тебе самой-то не смешно? Я же распугаю всех твоих несчастных деток. Да и где мы их учить будем, зима за окнами.
— В КЦСОНе!
— В большой и страшной аббревиатуре, — поддакнула Галка. У нее осталось удивительно много сил на хамство, хоть она и упала на чисто вымытый пол и подложила под голову руку, измученная и серолицая, как и все вокруг. Кристина поняла, что матери Галкиной совсем плохо, и Галка теперь готова из трусов выпрыгнуть, только бы показать, как все у нее хорошо.
— Комплексный центр социального обслуживания населения, — мрачно растолковала Маша и снова взялась обдирать абажур, — у меня там мама работает. В бухгалтерии.
— И чего, прямо наркоманские дети? — Кристина отложила планшет и размяла руки, шею. Любопытство чуть прогнало сонливость.
— Ну да. Родители за пособиями приходят, а для малышей там праздники устраивают: то Новый год у них, с живой елкой, то Баба Яга прибежит и апельсины подарит….
— … а то и Кристиночка наша с кисточками зайдет.
— Или лепят, из пластилина! — перекрикнула Маша. — Там такие дети, ты бы их видела, глазищи в пол-лица. Мне их жалко. А рисовать всем нравится, вот я и подумала… Глупо, конечно. Прости. Не надо было даже говорить.
— Съездим, чего бы и нет, — ляпнула Кристина и вытаращилась на Машу. Та вытаращилась в ответ:
— Ты серьезно?
— Видимо. Добрые дела, чудеса под рождество, бла-бла-бла. Поможем обездоленным и несчастным, мне не сложно.
— Отлично! — Машино лицо осветилось
Голос ее становился все тише, она поперхнулась словами и замолчала, заулыбалась смущенно. Маша вообще привыкла молчать, украдкой вытирала слезинки и хваталась за самый тяжелый шкаф, а на нее орали то Галка, то Дана, гнали к навесным полкам и приказывали разбирать что-нибудь маленькое, не тяжелое. Кристине было удивительно, как взрослая уже Маша смогла остаться таким хрупким стебельком в душе.
Вернулась Дана, из-за плеча у нее выглядывал румяный с мороза Палыч:
— Инспекция! — гаркнул он, и все разом поникли, предчувствуя скорое возвращение по домам. Тем более что в тот вечер и Дана не осмелилась брать у отца машину, и Кристин Илья Михалыч, который на самом деле оказался Ильей Валентинычем, тоже подъехать не смог.
Кристина не понимала, зачем вообще трясется сейчас в автобусе, зачем согласилась даже на вечер стать учительницей рисования. Последние дни она снова и снова задавалась этим вопросом, но не отвечала на него, и будто бы не хотела уж слишком прислушиваться к тараканам в своей голове. Для побега из дома слишком сложно, для доброты душевной — неубедительно, и даже перед Юрой собственным великодушием козырять не хотелось. Зачем?..
Половину автобуса переполошил телефон — это, наверное, молодые родители Паранойи беспокоятся. Кристина долго возилась рукой в глубоком кармане, а Маша сидела рядом с таким лицом, будто жалела, что не может помочь в поисках.
Нет, это не хозяева. Мать.
Кристина быстро засунула телефон обратно в карман и отвернулась, но Машин сочувственный взгляд ввинчивался в затылок. Какая же проницательная, а с виду — не соображает ничего, злобно подумала Кристина. Она никогда и ни с кем не обсуждала родителей, там и говорить-то было особо не о чем, да и болтали они чаще всего по волонтерской «неплатиработе», как метко как-то раз обозвала ее Галка.
Под этим пристальным взглядом Кристина снова достала телефон и нажала на «ответить».
— Привет, мам. Нет, с учебы в автобусе еду, не слышно… Да хорошо все, а у тебя как?
И как же хорошо, что люди давно придумали эти стандартные фразы, которыми можно было отбиться от любого разговора. Мать с готовностью включилась в игру — да все хорошо, и здоровье хорошо, и у папы все хорошо, и вообще мы скучаем, столько ты не приезжала домой… Они обе перебрасывались пустыми заготовками, ничего особого в них не вкладывая и не желая ничего получить взамен. Надо было позвонить и спросить — мать звонила. Надо было ответить, что в колледже сплошные успехи, а на работе в газетной редакции Кристину на руках носят — Кристина… не отвечала.