Мертвые, вставайте!
Шрифт:
– Я жил в гостинице «Дунай», – сказал Массой. – Неказистое заведение, но у меня свои привычки. Это совсем рядом с отделением SODECO в Париже.
– Наплевать, – повторил Легенек.
Вандузлер сделал ему знак слегка сбавить обороты, и Легенек сел, предложил сигарету Массону и закурил сам.
– Слушаю вас, – сказал он, снизив тон.
– Я был там в ту ночь, когда убили господина Домпьера. Хуже всего, что утром я, ни о чем не подозревая, сел в машину, а в это время тело лежало совсем рядом, как мне
– Да, и что?
– Так вот, это было в среду утром. Я поехал прямо в SODECO и оставил машину на подземной стоянке.
– И на это наплевать, – сказал Легенек.
– Да нет, не наплевать! – взвился вдруг Массой. – Если я привожу вам эти подробности, значит, они крайне важны!
– Извините, – сказал Легенек, – я измотан. Дальше!
– На следующий день, в четверг, я поступил точно так же. Я посещал трехдневные курсы. Парковал машину на подземной стоянке и возвращался в отель затемно, пообедав со стажерами. Уточню, что у меня черная машина. Девятнадцатая модель «рено», с очень низким кузовом.
Вандузлер снова сделал знак Легенеку, пока тот не сказал, что ему наплевать.
– Вчера вечером курсы закончились. Так что утром мне оставалось только расплатиться в гостинице и не спеша возвращаться в Гренобль. Я вывел машину и остановился у ближайшего гаража, чтобы залить полный бак. Это гараж, где заправочные насосы стоят снаружи.
– Успокойся, ради бога, – шепнул Вандузлер Легенеку.
– И тогда, – продолжал Массой, – впервые с утра среды я обошел вокруг своей машины среди бела дня, чтобы открыть бак для горючего. Бак размещен с правой стороны, как на всех машинах. Тогда я ее и увидел.
– Что? – спросил Легенек, внезапно насторожившись.
– Надпись. На запыленном переднем правом крыле, совсем низко, была надпись, сделанная пальцем. Я сначала подумал, что это работа мальчишек. Но мальчишки обычно пишут на ветровом стекле, и они пишут: «Помой меня». Тогда я встал на четвереньки и прочел. У меня черная машина, на нее ложатся и грязь, и пыль, и надпись была очень отчетливой, как на доске. И тогда я понял. Это Домпьер написал на моей машине перед тем, как умереть. Он ведь не сразу умер, да?
Наклонившись вперед, Легенек буквально затаил дыхание.
– Нет, – сказал он, – он умер через несколько минут.
– Значит, когда он лежал на земле, у него хватило времени и сил протянуть руку и написать. Написать на моей машине имя своего убийцы. Повезло, что с тех пор не было дождя.
Две минуты спустя Легенек звал полицейского фотографа и мчался на улицу, где Массон припарковал свой черный и грязный «рено».
– Еще немного, – кричал Массон, несясь за ним, – и я запустил бы ее в мойку. Невероятная штука жизнь, правда?
– Вы свихнулись, что оставили подобную улику прямо на улице! Кто угодно может нечаянно стереть ее!
– Представьте
Трое мужчин опустились на колени перед правым крылом. Фотограф попросил их отодвинуться, чтобы он мог сделать свою работу.
– Один снимок, – сказал Вандузлер Легенеку. – Мне нужен один снимок, как только будет возможно.
– Чего ради? – возмутился Легенек.
– Ты не один распутываешь это дело, сам знаешь.
– Даже слишком хорошо знаю. Получишь свой снимок. Зайди через час.
Около двух часов дня Вандузлер высадился из такси у Гнилой лачуги. Такси дорого стоило, но минуты тоже шли в счет. Он быстро вошел в пустую трапезную, схватил так и не обмотанную тряпкой швабру и семь раз звонко ударил в потолок. Семь ударов означали «Спуск всех евангелистов». Один удар требовался, чтобы позвать святого Матфея, два удара для святого Марка, три для святого Луки и четыре для него самого. Семь – для всех. Эту систему разработал Вандузлер, потому что всем надоело попусту бегать вверх-вниз по лестнице.
Матиас, который возвратился домой, спокойно пообедав у Жюльет, услышал семь ударов и, прежде чем спуститься, отстучал их Марку. Марк передал сигнал Люсьену, который оторвался от чтения, пробормотав: «Всем на передовую. Выполнять задание».
Минуту спустя они собрались в трапезной. Выдумка со шваброй была действительно удобной, только портила потолки и не позволяла сообщаться с внешним миром, как по телефону.
– Готово? – спросил Марк. – Гослена схватили или он успел застрелиться?
Прежде чем заговорить, Вандузлер проглотил большой стакан воды.
– Представьте себе человека, которого только что несколько раз пырнули ножом и который знает, что он вот-вот умрет. Если у него еще достает сил и средств оставить послание, что он напишет?
– Имя убийцы, – сказал Люсьен.
– Все согласны? – спросил Вандузлер.
– Это очевидно, – сказал Марк.
Матиас кивнул.
– Хорошо, – сказал Вандузлер. – Я думаю так же, как вы. И за мою карьеру мне встречалось множество подобных случаев. Жертва, если может и если знает своего убийцу, всегда пишет его имя. Всегда.
С озабоченным лицом Вандузлер вытащил из куртки конверт, в котором лежала фотография черной машины.
– Перед тем как умереть, – продолжал он, – Кристоф Домпьер написал на запылившемся кузове машины имя. В течение трех дней это имя гуляло по Парижу. Владелец машины обнаружил надпись только сейчас.
– «Жорж Гослен», – сказал Люсьен.
– Нет, – сказал Вандузлер. – Домпьер написал «София Симеонидис».
Вандузлер швырнул снимок на стол.
– Живой труп, – пробормотал он.