Мёртвые зоны рая
Шрифт:
Для жизни место неидеальное, а вот для нашего, с позволения сказать, санатория — просто супер. Энергией его обеспечивает собственная приливная электростанция. Удобно и недорого.
И все-таки, зеленеют ли сейчас березки? А небо? Какого цвета настоящее, не рисованное небо? Я, кажется, забыл.
Кряхтя, поднялся. По стеночке добрался до двери, воровато выглянул. Никого. Узкий белый коридор. Справа, метрах в тридцати, тупик. За окном светло. Значит, не зима. Уже неплохо.
Я неспешно заковылял к цели. Ну, поймают
Далеко внизу, на равнине, уходящей к бескрайней водной глади, лежал туман. Холодные сумерки, предваряющие рассвет. Я почему-то был уверен, что уже совсем скоро из-за горизонта покажется солнце. Оно же не должно скрываться надолго в этих краях?
Вот и золотистое зарево разливается по легким облачкам… Да-а, передо мной самая лучшая графика! Жаль только, что сюжет — дерьмо.
Скрипнула дверь совсем рядом. Я вздрогнул, обернулся и встретился взглядом с худой, всклокоченной светловолосой женщиной. Пожалуй, красивой, но измученной и отстраненной. Она живо напомнила мне актрису Тильду Суинтон из фильмов начала века.
— Никого? — хрипловато спросила она, выбираясь из палаты. За ней катилась большая капельница, закрепленная на подставке с колесиками.
— Пока никого, — ответил я. Будете смотреть рассвет?
— Буду. Если вы мне поможете подойти к окну.
Я проковылял к новой знакомой, чтобы поддержать. Фоном мелькнула мысль: «жаль, что очки морали здесь не начисляются».
Пальцы женщины были тонкими, желтоватыми, а кожа — почти прозрачной.
— А вы тут… с чем? — неловко спросил я, помогая ей добраться до узкого подоконника.
— Какая разница? — она только махнула свободной рукой, ничуть не обидевшись. — Главное, что это уже ненадолго.
Мы замолчали, глядя, как краешек солнца поднимается из-за синего горизонта. На воде заискрилась золотистая дорожка. Все краски стали ярче, и я окончательно понял, что на улице начало полярного лета. Белый туман заискрился, побежал волнами.
Безумно захотелось распахнуть окно и вдохнуть настоящий, напоенный незнакомыми ароматами воздух. Но в нашем распоряжении был только его стерильный больничный суррогат и рама без всякого намека на ручки и задвижки.
— А может разобьем стекло к чертям? — вдруг спросила женщина, словно подслушав мои мысли.
Я взглянул на нее. Изможденное лицо оставалось серьезным и только в прищуре глаз таились веселые искорки. Не у каждого здорового человека есть такой огонек.
Пожалуй, для нее я разбил бы не только окно. Жаль, что это единственное, чем я могу ей помочь.
— Сейчас попробуем, — я огляделся. Как назло, поблизости не было ничего громоздкого кроме стойки с капельницей. Мягкая казенная обувь тоже не годилась. Хоть бы цветок какой поставили, жмоты!
Растерянность плавно превращалась в раздражение. Вот она — возможность
Я сунулся в ближайшую палату, потом в соседнюю. Люди мирно спали на своих кроватях. Набор предметов разнился в зависимости от тяжести состояния. Личные вещи тут были ни к чему. Я ругнулся сквозь зубы, стащил с одного из пациентов легкое покрывало. Ничего, не замерзнет. А вот нас уже через пару минут могут обнаружить. И все, я больше никогда ее не увижу.
Впрочем, а должен ли? Откуда эта странная симпатия?
Насколько мог быстро прошел обратно, плотно обматывая локоть тканью. Моя муза разрушения засмеялась:
— В одном фильме я слышала фразу: «на небе только и разговоров, что о море». А тут вот и море есть, и вроде как мы уже совсем на пути к небу, а мыслей и разговоров у нас только о том, как разбить дурацкое стекло.
Я улыбнулся. Мне тоже всегда нравился этот фильм.
— Ну, банзай! — я саданул локтем прозрачную преграду. Крепкая! Ушибся даже сквозь все слои ткани. Но собеседница совершенно искренне заливалась смехом, и я попробовал снова. Теперь в свете восходящего солнца ясно зазолотилась длинная косая трещина.
— Ну давай, еще!
Я стукнул в третий раз. Острые осколки посыпались наружу. Потянуло холодом. Даже не так. Невообразимой синей ледяной далью. Простором, распахивающимся под крыльями птицы. Бликами солнца на взметнувшейся из воды стайке рыб. Жизнью.
Я размотал плед, стряхнув стеклянную крошку, и накинул его на плечи незнакомки, чуть приобняв ее. Она не отстранилась. Мы оба чуть дрожали от холодного воздуха, проникающего в пробоину, и смотрели-смотрели-смотрели, как солнечный диск медленно выбирается на небо. Хотелось, чтобы этот момент никогда не заканчивался.
Сводило с ума осознание, что мы видим и чувствуем настоящую жизнь в последний раз. Что минут через десять, может — двадцать мы полностью погрузимся в Игру. Искусственный заменитель, который казался таким реальным ровно до этого момента.
Я бы, возможно, еще мог выкарабкаться. Отказаться от переноса сознания, пережить лечение. Начать все заново. Но зачем? Если почувствовать такое желание я смог только здесь, в хосписе. И только с ней.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Маргарита.
— Красиво.
Она неопределенно хмыкнула.
— А в Игре? Как тебя зовут там? Может, я смогу тебя найти? Ты в Оке Дракона?
Собеседница медленно повернулась, взглянула на меня.
— Ты предлагаешь встретиться Там?
— Ну… да. Раз уж здесь… никак, — я почему-то стал путаться в словах. — Слушай, я разобью для тебя столько окон, сколько захочешь. И даже эффектнее, чем тут. Я буду тренироваться!
Она снова засмеялась.
— В игре я Margery Sunway, капитан звездолета «Sunway».