Мертвых не судят
Шрифт:
— Разумеется, официально. А почему, собственно, вы?..
— А потому, — перебил еще более раздраженно Кротов, — что с работы я смогу уйти, если вы мне дадите освобождение.
— Разумеется, — голос следователя сделался ледяным. — В соответствии с законом.
— Тогда другое дело, — сказал Кротов тоном ниже. — Я, конечно, приду. Это, как я понимаю, насчет вчерашнего?
— Разумеется, — в третий раз повторил следователь то же слово. Наверное, свое любимое.
В общем, этот звонок случился кстати. Досиживать сегодняшний день
— Игорь Теодорович! — радостно крикнул Кротов через всю комнату. — Меня в милицию вызывают!
Когда начальник отдела был в отпуске или командировке, коллективом руководил, естественно, Игорь Теодорович. Он любил руководить, вернее, любил чувствовать себя руководителем, но немедленно путался, едва только приходилось еще что-то решать. И сейчас Игорь Теодорович страшно перепугался, услышав про милицию. Он принялся взволнованно выспрашивать, что случилось, и не успокоился даже после того, как Кротов совершенно честно обо всем поведал. Не сказал Кротов только, что был в ресторане с Леной, и, разумеется, хладнокровно соврал о времени вызова — на часах-то было всего половина первого. Партийный секретарь все равно смотрел на него с подозрением. Он всегда заранее готовился к худшему. А Кротов перед уходом решил пообедать в институтской столовой.
И там он сразу увидел Лену. Она помахала ему рукой, и он сел к ней за столик.
— Как дела? — спросила Лена и тут же сообщила: — А у меня случайно билеты на сегодня. В «Москве» неделя шведских фильмов. Пойдешь?
— Конечно, Леночка, — обрадовался Кротов, позабыв о вызове к следователю. Но немедленно вспомнил. — Какая жалость, — сказал он, — а мне сейчас в милицию идти. Следователь позвонил и вызвал насчет вчерашнего. К четырем часам.
— Быстро они за дело взялись. К четырем — это ничего. Фильм-то на семь тридцать. Думаешь, не успеешь? А ты не запирайся, признайся во всем честно — они тебя и отпустят.
— Ладно, — сказал Кротов. — Успею. Если не отпустят — из окошка выпрыгну.
— Тогда в семь пятнадцать у «Москвы»…
«Нет, не все так плохо в этом мире, — думал Кротов, шагая к метро. — Совсем даже не плохо. Но все равно — уволюсь. Или подождать еще годик?..»
* * *
Следователь Каширин, как и предполагал Кротов, был весьма молод, имел круглое румяное лицо и белесые редкие волосы. Солидности в нем не было никакой, и чтобы компенсировать этот недостаток, Каширин постоянно хмурился и говорил очень строгим тоном.
— Вы Кротов? Так. Пойдемте со мной…
Он завел Кротова в соседний кабинет и приказал:
— Посидите здесь немного.
— Зачем? — поинтересовался Кротов.
— Так надо, — исчерпывающе объяснил следователь, совсем уже ушел, но в последний момент явил милость и добавил: — Будет очная ставка и опознание.
В этом же кабинете сидел другой следователь. На Кротова он никакого внимания не обращал, даже головы не поднял ни разу, сидел и писал что-то в своих бумагах.
— Пойдемте!
В кабинете, куда он привел Кротова на этот раз, у стены сидели трое, напротив еще двое, у окна — милиционер, а на главном месте — за двухтумбовым столом — уселся сам Каширин.
— Проводится опознание, — объявил он. — Свидетель Кротов, знаком ли вам кто-нибудь из этих людей?
— Да вот он, — Кротов показал на коренастого мужчину, сидевшего посередке у стены. — Это тот, который…
Но следователь Каширин его поспешно перебил. Видимо, Кротов нарушал какие-то церемониальные правила.
— Назовите обстоятельства, при которых вы видели этого человека. По каким признакам вы его опознали?
Кротов назвал все обстоятельства. А над признаками задумался.
— Лицо, осанка, фигура? — подсказал следователь.
— Лицо, осанка, фигура, — согласился Кротов.
— Встаньте и назовите себя, — потребовал Каширин у коренастого.
Тот поднялся, произнес мягким и грустным голосом с едва уловимым акцентом.
— Новасардов Гамлет Григорьевич. Но этот человек очень ошибается, уверяю вас.
— В чем это я ошибаюсь? — удивился Кротов, но следователь опять его прервал.
— Опознание окончено. Все свободны, кроме Новасардова и Кротова.
Кротову не слишком понравилось объединение их фамилий в таком контексте.
— Садитесь.
Теперь они с коренастым уселись лицом друг к другу, а к следователю боком.
— Проводится очная ставка, — объявил Каширин, словно конферансье новый номер программы. — Свидетель Кротов, расскажите, что вы видели вчера, шестнадцатого мая, около двадцати одного часа?
Свидетель Кротов еще раз, слово в слово, повторил то, что уже говорил ровно пять минут назад.
— Вы подтверждаете, подозреваемый?
— Ничего не подтверждаю, — удивленно сказал Новасардов. — Мистика какая-то. Наваждение. Мне странно слышать такие обвинения в свой адрес.
Кротов опешил.
— Ну, ты даешь! — только и нашелся сказать.
— Вот я только прошу, вы мне скажите, — обратился к Кротову коренастый. — Зачем вам это надо? Честного человека так оговаривать, слушайте, это просто нехорошо! Некрасиво!
— Что значит оговаривать? — еще больше изумился Кротов. — Да вы за кого меня принимаете?
— Так вы настаиваете на своих показаниях? — безразлично спросил следователь Каширин.
Он и не смотрел на них совсем, и даже не слушал, кажется. Строчил себе что-то на бланке.
— Конечно, настаиваю. Я же не сумасшедший. Да я где хотите подтвержу, — возмутился Кротов.
— Ай-яй-яй, — сокрушенно сказал Новасардов. — Симпатичный интеллигентный молодой человек. Я могу понять, если это только заблуждение, личная ошибка. Но если это умышленно — это очень нехорошо.