Мёртвый город

Луженский Денис Андреевич

"Почему ты? Да больше некому, братец..."

Вспомнив эти слова Чейда, он подумал, что десятник больше никого не отправит следом, если Рэлек не вернётся. Группе просто не хватит времени, чтобы дождаться помощи - когда в свои права вступит ночь, рой доделает начатое...

Гадство! Это ему только кажется, или свет в стеклянной трубочке потускнел? Лезмоль уверял, что реакция должна идти от трёх до пяти часов, поэтому дал Рэлеку только один химический осветитель. Теперь если проклятая стекляшка погаснет... В темноте оружие станет почти бесполезным, любая хищная тварь сможет подобраться к бредущему наощупь

человеку. Не нужно напрягать воображение, чтобы представить себе, на что способны клыкастые пасти и хитиновые лезвия хелицер...

"А ну, стоп!
– от призрачного голоса в голове веяло злостью.
– Забыл, чему тебя учили четыре года?! Паникующий стрелок - мёртвый стрелок! Бегущий солдат на поле брани ещё имеет шанс уцелеть, пастырь - никогда! И раз уж ты, малыш, оказался не в армии, а в Бастионе - не смей паниковать!"

"Заткнись!
– огрызнулся Рэлек мысленно.
– Ничего я не забыл!"

Вдох! Выдох! Вдох! Выдох! Вдох...

Он перепрыгнул ещё одну кучу древнего мусора, с опаской прошёл под расколовшей свод потолка широкой трещиной. В разломе чернела земля, вниз бессильно свисала бахрома тонких корней... мёртвых корней - город наверху давно захватила серая колючка и деревья все погибли, только трава ещё кое-где зеленела, да изредка взгляд цеплялся за кусты чертополоха - этот даже серой дряни противостоять исхитрялся.

Шлёп... Шлёп... Когда-нибудь он должен кончиться, проклятый тоннель. "Когда-нибудь всё кончается", - так любит говорить Никлаш. Никлаш вообще любит поговорить. А ещё у него отличные глаза - по-птичьи зоркие, внимательные. Сегодня он первым разглядел в развалинах болга. Если б не глаза Ника, рой сумел бы подобраться на сотню шагов ближе. Быть может, только благодаря ему патруль успел отбить атаку.

Рэлек поднял взгляд к низкому грязному своду, пытаясь увидеть сквозь толщу земли и камня пустые улицы, ветшающие год от года руины и надо всем этим - глубокую чистую лазурь... Нет, не выходит. Наверху, даже ночью, даже под грозовыми тучами - там совсем другое дело, там это давно уже приходит само. Но не здесь, где тьма и сырые стены давят на чувства тяжёлым спудом. Чтобы увидеть Небо, надо выбраться из туннелей. Надо идти дальше.

Чтобы отвлечься, он начал вспоминать. Нет, не волну атакующего роя, не недавнюю бойню наверху. Он думал о первом своём дне в Бастионе. Вернее первом вечере... Пять лет прошло, переполненных событиями, будто походный котёл - гречневой кашей. Но тот вечер помнился столь же хорошо, как если бы случился вчера.

2 .

– Это армия, ржа!
– Пешта состроил многозначительную гримасу, давая понять, что знает жизнь лучше наивных деревенщин, с которыми ему приходится делить скудный ужин.
– Чёрные, белые, синие в жёлтую полосочку - разницы никакой. Везде всё одинаково.

– Ты о чём?
– не понял Энгольд.

– О порядках, ржа, о чём же ещё? Не о жратве же!
– будущий пастырь понюхал кусок влажного сыра и вздохнул: - Вот жратва, ежели папаше моему верить, у герцогских панцирников не в пример лучше.

Овечий сыр, не первой свежести серый хлеб и по большой кружке простокваши - вот всё,

что они получили от сонного повара. Похоже, новобранцы в Дицхольм прибывали не каждый день, и здесь не считали нужным ради явившихся на ночь глядя новичков разжигать огонь на кухне.

Спутников своих Рэлька увидел впервые, когда Даймир передал его с рук на руки сопровождающему из Бастиона. Случилось это позавчера в маленьком городке с длинным, плохо запоминающимся названием.

"Не унывай, братец, ещё увидимся", - сказал стрелок на прощание. Сам он остался в том городке вместе с Малешем и Ксаной. А Рэлька уже через полчаса поехал дальше, пересев с ксаниной кобылы в тряскую повозку к бастионовцу по имени Чиф и к двум его пассажирам.

С первого взгляда тех можно было принять за братьев: оба рослые, крепкие телом; ни дать, ни взять - годовалые бычки. Разве что у одного волосы курчавились густо и пышно, а второй блестел гладко выбритой макушкой. Но стоило "братьям" заговорить...

"Здравбудь, малой. Садись сюда, сказывай, откель будешь? Меня вот Энгольдом звать..."

"Что, Энг, нашёл себе приятеля-землероя? Леса и поле - дом родной, коровы и козы - лучшие друзья? Хех! Ладно, салажня, не дрейфь, запрыгивай. Я - Пешта..."

Энгольд и Пешта. Одному девятнадцать, другой уже двадцать первую годовщину справил; один - простодушный и незлобивый, другой - едкий, как уксус и, что называется, себе на уме; один - крестьянская косточка, широкая, надёжная, другой - самоуверенный горожанин, глядящий на "пахарей" с пренебрежением.

Эти двое путешествовали вместе уже неделю, и между ними установилось нечто вроде взаимопонимания. То есть, Пешта младшего товарища поддевал регулярно, но беззлобно, а тот к издёвке спутника привык и обижался разве что для виду.

Появление Рэльки привнесло некоторое оживление в это однообразие отношений, но ненадолго. Ещё до того, как они успели прибыть в Дицхольм, Пешта понял, что его язвительные остроты действуют на "малыша" даже меньше, чем на Энгольда и потерял к новичку интерес. А сам Рэлька впервые оказался в окружении совсем незнакомых людей - это было непривычно и порядком его тяготило. Потому, наверное, за два дня дороги со спутниками он перекинулся едва ли парой дюжин слов.

Вот и сейчас подкидыш молча жевал свой сыр, прихлёбывал тёплую простоквашу и слушал, как Пешта делится с "салажнёй" богатым житейским опытом.

– Ладно, жратва - дело наживное. Порядки - вот чем армейская житуха от обычной отличается. Первым делом их надо уразуметь.

– А чё порядки?
– с опаской спросил Энгольд.

– А то, ржа. Последний раз, детишки, угощаетесь не по приказу. Скоро всё будете делать только через матюги капрала... вернее, этого, как его... мастера-наставника.

– Можно подумать, ты будешь того... не по приказу.

– Я - другое дело, - Пешта ухмыльнулся с превосходством.
– У меня папаша был капралом, я сам с малолетства, как в казарме рос. Небось, привык.

– Что ж не в солдаты тогда пошёл? Что ж сюда, к "чёрным"?

– Не твоего ума дело!
– озлился вдруг бритый крепыш.
– Жри, давай, ржа, и тащи задницу, куда укажут!

Энгольд насупился, сжал кулаки, но на более старшего и сильного обидчика броситься не рискнул. Уставился в свою миску и принялся сосредоточенно жевать.