Мертвый мир - Живые люди
Шрифт:
Она говорила, что так легче и проще: ты никому ничего не должен, не обязан улыбаться, кого-то поддерживать, решать чужие проблемы. Ты живешь сам для себя. И я ее понимала, потому что всю жизнь решала проблемы Кловер и Вэл, когда-то это начинает надоедать и злить.
Джули была интересным человеком: она одна из немногих, кто может трезво мыслить даже в сумасшедшей ситуации, наверное, общение с Леонардом сделало ее такой. Девушка подстроилась под новый мир, как делала когда-то и с людьми - словно переключая режимы жизни. Она ведь всю жизнь подстраивалась под других, чтобы им было удобно, чтобы они снова не бросили её. А потом одноклассница признала и поняла, что одиночество
Мы часто говорили с Фултон об одиночестве, и я поняла, что оно всё же тяготит её, как и любого, даже меня. Иногда всё же стоит говорить о своих чувствах, будь то боль или радость. Она рассказывала, как справлялась первое время со своими проблемами, боролась с желанием позвонить, наплевав на гордость, просить прощения, но откидывала телефон, погружаясь в мысли.
Я часто говорила с Джули в Холвудс, если Дарлин куда-то пропадала, как и сейчас.
***
Первое время Билл и сам не верил, что группа Крайтона останется на станции. Старику вечно казалось, что темноволосый мужчина вот-вот соберет своих людей, и все они уйдут отсюда. Но, спустя две недели, стало понятно, что никто и никуда уходить не собирается. Биллу пришлось принять это, даже не смотря на состояние Лили, которая только и мечтала, чтобы убить Рикки за Майкла; неожиданно для себя седой дедуля понял, что испытывает доверие к Тэду Крайтону, и это было странным открытием.
Каким-то ритуалом или посвящением в нашу группу стала поездка в Холвудс вместе с новичками на станции. Вообще, действительно, это было странным, все это, потому что после осени мы не принимали никого к себе, так же поступали и люди в супермаркете – все чувствовали какую-то неправильность из-за нарушения собственных правил. Но и всем придется смириться с этим.
Холвудс был одним из тех мест, которое никогда не меняется. Знаете, неважно, дождь, снег или солнце, но супермаркет всегда остается прежним. Здесь, будто само время замирает, не позволяя морщинам появляться на лицах, родным умирать, вещам меняться. Здесь люди живут все с теми же проблемами, с которыми боролись и в день нашей первой встречи – в Холвудс есть некая аура иллюзорности, позволяющая относиться к вещам немного иначе. И это чувствует каждый, стоит переступить за ворота: ты словно оказываешь в ином мире, вспоминая что-то старое. И выходить обратно очень тяжело.
Думаю, схожие ощущения посетили и Марко с Джином, да и всех остальных, что первый раз оказались на базе Вильяма. И всем новичкам на станции тоже было непривычно видеть общину, довольно развитую, которая относится к тебе не с недоверием, а просто принимает. В этом Холвудс отличался от станции: мы воспринимали все в штыки, а группа в супермаркете давала шанс каждому.
Сказать, что группа Тэда была польщена таким доверием со стороны незнакомцев, ничего не сказать. Они даже не сразу приняли предложение самостоятельно прогуляться по территории Холвудс, ища подвох. Но вскоре все уже чем-то были заняты, только Тэда как лидера Вильям пытался расспросить об очевидных вещах.
***
Восьмилетний мальчик сидел на одной из кушеток в светлом «аквариуме», что, по словам людей, служил лазаретом. Марко свесил ноги вниз, иногда качая ими от любопытства, наблюдая за крупной женщиной, перебинтовывающей свою кисть. Мальчишка смотрел с интересом, кажется, не упуская из виду любую мелочь.
– Вам больно? – женщина, что все это время пыталась не обращать особого внимания на ребенка, оказавшегося в лазарете без причины, -по его словам, он просто гулял здесь-оторвалась от бинтов, поднимая
– Немного, - криво улыбаясь, понимая, что собственная конечность ее больше отвращает, чем пугает, призналась Глори Кук. – Но, по большей части, я уже не чувствую, самое плохое было в начале.
– Как это произошло? –внутренне радуясь открытости женщины, что сидит на соседней кушетке, Марко чуть наклонил голову в бок, словно его мысли от этого могут распределиться на «важные» и «менее важные».
– Я толком не помню, милый, - Глори чувствовала себя обезоруженной детским поведением. Обычно она старалась держаться строго и сурово, всегда казалась неприступной и рассудительной, но сейчас, сидя рядом с ребенком, она чувствовала себя каким-то другим человеком, будто детские глаза заставляли ее быть искренней, даже с самой собой. –Я проснулась уже здесь, в этой же комнате, на этой же самой кушетке. Думаю, я обязана людям за свою жизнь.
– А я просил друга убить меня, если со мной случиться что-то плохое. – Марко был так занят своими переживаниями, которыми ребенку хотелось поделиться хоть с кем-то, что даже не заметил, как занавеска одернулась, и в комнате-аквариуме показалась Блэр. В прочем, если бы он заметил Джералд, то определенно бы замолчал, не желая тревожить ее подобным, но поселившиеся в детской голове мысли не давали покоя.
– Зачем? – Глори заметила Блэр, но поведение казавшегося милым ребенка насторожило ее, даже немного испугало. Почему-то, Кук почувствовала скорбь и сострадание к этому маленькому мальчику, незнакомому ей. Его глаза были опущены, голова свисала с плеч, а все тело еле заметно подрагивало.
– Я не хочу превратиться в мертвеца, - честно признаваясь, снова испытывая жуткий страх, который уже однажды посещал его, почти прошептал Марко, не поднимая головы. Именно это казалось ему самым тяжелым и трудным в данный момент: посмотреть кому-то в глаза.
– Простая смерть не самый плохой выход в наше время, - словно соглашаясь с желанием мальчишки, Глори Кук осеклась, наконец, понимая, что беседует с ребёнком. Она испугалась за собственные слова, зная из собственного опыта, что психика детей слаба. – Вернее…
– Я видел недавно смерть. Месяц назад умер мой хороший друг, он помогал мне, был рядом, когда это было нужно, вечно веселил и поддерживал, говоря, что все будет хорошо. Это был хороший друг, я встретил его случайно, но мертвецы добрались и до него, - ребенок замолк, вновь опуская голову, теперь начиная проглатывать слезы. – Я не хочу умереть так же. Это страшно, мой друг тоже боялся, и я боюсь.
– Боже мой! – Глори наскоро завязала бинты, теперь усаживаясь на кушетку рядом с Марко, замечая слезы ребенка. Это было худшим, что происходило с женщиной за последнее время, она была уверена. Она обняла его за плечи, чуть поглаживая, стараясь утешить. – Кем был твой друг?
– Он был хорошим… - тихий голос женщины, немного печальный и скорбящий вместе с ним чуть успокаивал, давал какую-то еле ощутимую, но поддержку.
– Марко, - Блэр, что стояла все это время в помещении, уже несколько раз порываясь раскрыть свое присутствие, произнесла это имя каким-то странным голосом. Она не знала, кем был этот друг, но знала, что слезы мальчишки печальны. – Джин ищет тебя…
– Блэр! – вмиг парнишке стало стыдно за свои слезы и он поспешил вскочить с кушетки, вырываясь из объятий Глори Кук, тут же вытирая рукавом красные глаза. Словно пытаясь как-то отбросить в сторону разговоры о своей слабости, ребенок попытался говорить живо и чуть резко.