Мертвый разлив
Шрифт:
– Предлагали мне.
Толян поглядел на него с изумлением, не удержавшись фыркнул: и нашли же, умники!..
– А кому еще, как считаешь? – спросил он.
Вадим пожал плечами:
– Не хотелось бы облыжно…
– Уж как выйдет, Вадик. Кого стеречься-то?
– Обрати взор на женский контингент: Нонну, Ларису… даже Асеньку. Недаром Оросьев последнее время их обхаживал – смену готовил. А заодно и будущий свой… гм… “кружок”.
– Да уж, такому дай власть!..
– Кстати, Толян, а как с отделом? – поинтересовался Вадим. – Берешься?
– Ты же отсоветовал?
– Старина, ты на меня ответственность не сваливай! Что значит: “отсоветовал”? Решаешь ты сам, и никто кроме.
– Вот я и решил, – хмыкнул толстяк. –
– А с нами бог, да? Ну-ну, хочется верить.
Хоть здесь мои советы пошли впрок, подумал Вадим. Хотя – кто знает? Может, просто Толяну потребовался козлик. Не винить же потом себя?
Наконец оставшись один, Вадим снова углубился в родимую схемотехнику, набрасывая на листках вариант за вариантом, а затем мысленно обкатывая их, прежде чем выбрать самый удачный и передать на сборку Билибину – хотя бы здесь Вадиму повезло на соседа. Правда, ему не помешал бы и критикан, вроде Тима, но последнее время Вадим забрался в такие дебри, что больше времени потратил бы на объяснения. И говорлив Тимушка не в меру, как бы не привлек лишнего внимания. Уж очень много надзирателей вокруг развелось. Конечно, каждая эпоха рождает своих героев, но вот с таким отребьем у нас никогда проблем не возникало – только свистни!..
А приборчик наклевывался занятный, уровня: “ай да сукин сын!” Если практика опять не поведет себя по-свински, напрочь отвергая гениальность замысла, результат мог “перейти всякие границы”, включая пресловутый Бугор. Правда, от эфира это требовало уже совсем иных свойств, но он и без того давно свихнулся – переживет как-нибудь и такое.
Затем дело застопорилось, к тому же еще пару раз Вадима отвлекали разговорами – каждому ведь хотелось излиться, а он здесь для многих сделался вроде отстойника. К чертовой матери! – в раздражении думал Вадим, очередной раз пытаясь собраться с мыслями. Уйду в отшельники – уже созрел. Там-то меня никто не достанет! Смогу наконец заняться и собственными проблемами.
Брон позвонил около полудня и небрежным тоном подтвердил договоренность, переадресовав Вадима этажом ниже, вожаку Скифу (кстати, тоже давнему знакомцу Вадима), заведовавшему в его хозяйстве то ли контрабандой, то ли транспортом, то ли тем и другим вместе. Назначенное время Вадима вполне устроило, учитывая сокращенный рабочий день; ему даже не пришлось воспользоваться “вольной”.
По дороге Вадим заглянул в уютное гнездышко людоедов, как ни хотелось пройти стороной. На всякий случай, помятуя о пресловутом коварстве сумасшедших, забрался в квартиру через окно – не через то, которое проломил в прошлый раз. Тщательно спланированный звонок (донос!) к блюстам, разумеется, не возымел действия: зачем им заниматься ерундистикой, даже если убийцу подносят на блюдце? Людоеды, подумаешь! – тут от патрулирования глаза на лоб. Да и нет для них социальной базы: у нас, слава богу, все накормлены и устроены, – так что нечего раздувать нездоровые сенсации! А что до растерзанных на улицах трупов, то это провокации отступников и отщепенцев – вот на них и обратите праведный народный гнев…
Впрочем, к ночным бесчинствам сплоченная парочка вряд ли причастна: свои дела она творила исключительно днем, не рискуя драгоценными жизнями. А мясо приводили сюда еще живым, чтобы не утруждаться транспортировкой.
Как выяснилось, предприимчивая дамочка не стала дожидаться высочайшего решения, все равно: милостивого или сурового, – а позаботилась о себе сама, проковыряв приличную дырищу в двери и стенке шкафа (не ногтями же?), причем умудрилась при этом не повредить ни единой тряпки. Обескровленное тело сына она запихнула в холодильник, слепив в аккуратный ком (стало быть, тот еще не успел закоченеть), а кровяную лужу на полу тщательно вытерла и даже замочила в корыте испачканный угол ковра – на случай, если сюда вернется. Затем собрала запасы съестного, уложила
Испытывая немалое облегчение: опять кто-то распорядился за него, – Вадим опустился в чистенькое кресло (в котором людоед Митренька, возможно, любил расслабляться после трапез, нагуливая жирок,) и задумался, рассеянно озираясь. Здесь отовсюду веяло смертью, однако было уютно, словно в ухоженном семейном склепе, и в таком сочетании даже присутствовала некая прелесть – для особых, пресыщенных ценителей, к каким Вадим себя не относил. А уж что припасено для ценителей в холодильнике, лучше не вспоминать!
Конечно, людоеды не объяснение, рассуждал он, однако зацепка, какая-никакая. Если таких уродов и впрямь развелось сверх всякой меры, так почему не предположить всплеска прочих отклонений: садистов, насильников, мясорубов? “Мания, как следующая стадия догматизма”, – кто сказал? Да я же! А догматиков и фанатиков сейчас пруд пруди – “охраняется государством”, даже культивируется. Это к вопросу о социальной базе. Может, и маньяки нашей Крепости не враждебны? Тут маньяки, там параноики – близнецы-братья! У одних “устойчивые бредовые идеи”, другие на этих идеях зациклились до кровавых брызг. И общего между ними куда больше – зачем воевать? К тому же мясорубы добавляют страха нашим баранам, а запуганных проще держать на привязи. Так сказать, посильная поддержка снизу.
Нет, не вяжется, вздохнул Вадим. Конечно, мания умножает силы, но ведь не настолько, чтобы обрывать людям конечности, точно крылышки мухам, и единым махом сносить головы? Здесь уже другой масштаб, нечеловеческий. И как быть с теми пятью отпечатками во дворике, не говоря еще об одном – на позавчерашнем трупе? А сей таинственный Мститель, “Великий и Ужасный”, помянутый Ангелиной, – как замечательно он подходит под эти метки! Что ли, ударимся в мистику? Или пренебрежем отпечатками и свалим все на больших кошек с медведями да гориллами? Уж у них на такое достанет сил. Тогда почему я не учуял в городе зверья – не говоря о следах? Вообще ничего по-настоящему чужого, как будто и тут мы справляемся собственными силами. Кто самый страшный враг человеку? Он сам, конечно. А советскому – соответственно. И сколько он самого же себя в землю-то положил!..
Однако с дамочкой надо что-то делать, спохватился Вадим. Не станет же она мариновать своего сынка вечно: не мавзолей, чай, – холодильник. Стало быть вернется сюда, когда утихнут страхи. Сколько ей дать – день, два? А потом дело придется добивать, деваться некуда. И так пошел у дамы на поводу – бог знает, во что это выльется… Или не будем давать себе отсрочек?
Для надежности Вадим скрупулезно обыскал гнездышко и выяснил еще одну пикантную подробность. Оказывается, сцеживаемая из забиваемых жертв кровь тоже шла в ход: дамочка использовала ее для омолаживающих ванн (тоже, графиня Батори, Купальщица Елизавета!), – почти безотходное производство. Интересно, на что тогда пускались кости: на удобрение для домашнего огорода? А кожей обтягивали мебель – по примеру одного английского эстета? Бр-р-р…
На кухне, в холодном шкафу, обнаружился приличный шмат печенного мяса, любовно завернутого в фольгу, – как будто дорогого гостя приглашали разделить трапезу. (А он-то ожидал наткнуться здесь на банальный капкан!) По счастью, Вадим давно не потреблял мяса и потому мог смотреть на неведомые останки без тошноты: они не ассоциировались у него с пищей. Теперь он был убежден: если хорошенько здесь пошуровать, а затем раскинуть мозгами без суеты, отыщутся и намеки на нынешнее местонахождение Ангелины. Подсознательно или нет, но она подбросит вожделенному самцу путеводную ниточку. А чего: женщина в соку, при хозяйстве, – чем ни невеста! До сих пор она лишь приманивала самецкое мясо, а душу отводила с “сы ночкой” (хотя причем тут душа?), – теперь ситуация изменилась.