Мерзость

Симмонс Дэн

На складе третьего лагеря обнаружились спальники на пуху. Они были привязаны к рюкзакам, которые мы зачем-то оставили в четверти мили отсюда, в глубоком снегу у подножия Северного седла.

— Я тоже считаю, что мы должны сегодня подняться на Северное седло, мистер Перри, — сказал Пасанг. — Позвольте леди Бромли-Монфор и капитану Дикону вам все объяснить.

Реджи повернула усталое лицо к бывшему пехотному капитану.

— Хотите объяснить, Ричард?

— Не уверен, что мне известно все. — Голос у него был таким же усталым, как у меня. — То есть я знаю, кто, когда и почему,

но я не уверен насчет «что».

— Но вы признали, что знакомы с нашим общим другом… и возможно, работаете на него… того, кто выписывает много чеков, но предпочитает золото, — сказала Реджи.

Дикон устало кивнул.

— Да, я знаю, чем он занимается. Но работал я на него… с ним… только время от времени.

— Может, вы двое соблаговолите говорить на нормальном языке? — Боюсь, мои слова прозвучали резче, чем я рассчитывал.

Реджи кивнула.

— У моего кузена Персиваля, как вы, наверное, знаете, была репутация повесы, паршивой овцы в семье, а во время войны — позора для своей страны: он не был в армии, не сражался на фронте, всю войну прожил в Швейцарии и других безопасных местах, в том числе, как со стыдом признавалась его мать, в мирных районах Австрии. Казалось, кузен Перси находится лишь в одном шаге от прямого предательства интересов Великобритании. И в довершение всего в Англии и на континенте Персиваля считали развратником. С отклонениями. Гомосексуалистом, как теперь говорят.

Возразить нам было нечего, и все промолчали.

— Но это была маска, — продолжала Реджи. — Видимость. Искусственная завеса. Сознательная.

Я посмотрел на Дикона, ища объяснение этим словам — наверное, у Реджи сильный приступ высотной болезни, с галлюцинациями, — но взгляд его серых глаз не отрывался от ее лица.

— До войны, во время войны и после войны мой кузен Персиваль был агентом разведки, — сказала Реджи. — Сначала секретная служба Его Величества, затем разведка ВМФ, а в последнее время… тайная сеть агентов, работавшая на одного из высокопоставленных членов правительства.

— Перси был долбаным шпионом? — Я слишком устал, чтобы следить за своей речью.

— Да, — подтвердила Реджи. — А юный Курт Майер — никакой он не альпинист — был самым глубоко внедренным и самым ценным из его австрийских источников. Восемь месяцев назад, до того, они встретились в тибетской деревне Тингри, к северо-востоку отсюда, Майер был вынужден бежать из Австрии. Он бежал на восток, затем еще дальше на восток и в конечном итоге прибыл в Китай, а оттуда направился на юг, в Тибет.

— Очень долгий путь для беглеца, — заметил Жан-Клод.

— За ним гналась банда этих немецких чудовищ, — сказала Реджи. — Сегодня вы видели, на что они способны.

— Что такого было у Майера — видимо, он передал это Перси в Тингри — и почему немцы так хотели это получить? — спросил Дикон. — Именно эта часть головоломки мне неизвестна.

— Мне тоже, — призналась Реджи. — Я знаю только, что от этого может зависеть будущее наших стран — не только Великобритании, Жан-Клод, но и Франции.

— Похоже, это оставляет за бортом меня и Соединенные Штаты, — услышал я свой голос, почти сердитый.

Реджи повернулась ко мне.

— Совершенно

верно, Джейк. В том смысле, что вы тут ни при чем. Мне было жаль впутывать вас, но я не знала, как помешать вам присоединиться к вашим английскому и французскому друзьям. Каковы бы ни были наши планы — то есть тех, кто пойдет со мной, — я считаю, что вы должны обогнуть долину ледника с юго-востока и идти к Серпо Ла и дальше в Индию. Этот более безопасный и прямой путь, чем два других перевала. Вы пойдете налегке, и если повезет, то через три недели будете уже в Дарджилинге.

Я открыл рот, но слова не приходили.

— Немцы не будут вас преследовать, Джейк, — продолжала Реджи. — Вы их не интересуете. И никогда не интересовали. Они второй год подряд приходят сюда потому, что не смогли забрать то, что было у Курта Майера и что он передал моему кузену Перси, и они боятся, что существует один шанс из ста, что мы впятером можем это найти. Или им самим удастся разыскать это где-нибудь на склоне горы.

— Они убили тридцать шерпов, тридцать человек, — я заморгал, чтобы скрыть слезы ярости и отчаяния, — чтобы заполучить… что?.. чертежи какого-нибудь проклятого дредноута, скорострельного авиационного пулемета или другой долбаной ерунды, черт бы ее побрал?

Реджи покачала головой.

— Эти немцы, не знаю, сколько их там… но уверена, что в прошлом году их было семеро, под руководством Бруно Зигля… действительно видели или сами устроили падение Персиваля и Майера где-то на этой горе. Но по какой-то причине Зигль и его спутники не смогли забрать ту вещь, которую Майер пытался передать в руки англичан. В руки моего кузена, британского агента. Не забывайте, что эти немцы не представляют Веймарскую республику, не представляют Германию. Пока. Но когда-нибудь все эти чудовища, последователи монстра по фамилии Гитлер… В общем, то, что Майер пытался передать Перси, каким-то образом может им повредить. Повредить ему, их вождю. Это единственное, что меня волнует.

Я слишком устал, чтобы следить за ее логикой.

— Мне понятно одно, — сказал я. — Если мы поднимемся на Северное седло, то попадем в западню. Как крысы. Даже если немцев всего четверо, у них есть пистолеты — в отличие от нас. У них есть ружья. Какая эффективная дальность стрельбы у твоей винтовки «Ли-Энфилд» с оптическим прицелом, Ричард?

— Эффективная дальность стрельбы чуть больше пятисот ярдов, — ответил Дикон. — Максимальная дальность около трех тысяч футов.

— Почти миля, — уточнил я.

— Да, — кивнул Дикон. — Но на максимальной дистанции точность никуда не годится.

Я проигнорировал это дополнение.

— Вполне достаточно, чтобы снять нас с Северного седла или нижней части Северного гребня, причем стрелку необязательно даже подниматься на седло.

Дикон пожал плечами.

— Возможно. Все зависит от ветра и погоды.

— Да, но этот чертов ветер и погода до сих пор нам не очень-то помогали, — выкрикнул я.

Никто мне не ответил.

Наконец Жан-Клод повернулся к Реджи и нарушил молчание: