Мерзость

Симмонс Дэн

— Nein, nein. Мои друзья хуже переносили условия высокогорья, чем я. Одни отдыхали в третьем лагере — как его называла ваша английская экспедиция, — а другие просто поднялись на Северное седло. На Северный гребень и к пятому лагерю я пошел один. Я уже объяснял разным газетам и альпинистским журналам, что был один, когда встретил Бромли и его пораженного снежной слепотой товарища. Полагаю, вы все это читали, прежде чем прийти сюда.

— Разумеется, — говорит Дикон и снова берет трубку.

Немец вздыхает, словно жалуясь на непроходимую тупость своего английского собеседника.

— Если вы не против, я хотел бы узнать, какова была ваша цель, герр Зигль?

Куда вы направлялись со всеми этими монгольскими лошадьми, мулами и снаряжением?

— Попытаться встретиться с Джорджем Мэллори и полковником Нортоном и, возможно, герр Дикон, провести рекогносцировку Эвереста на расстоянии. Как я уже говорил.

— И возможно, взойти на вершину? — спрашивает Дикон.

— Взойти? — повторяет Бруно Зигль, затем смеется резким, неприятным смехом. — У нас с друзьями было только самое примитивное альпинистское снаряжение — с таким невозможно даже думать о покорении такой горы. Кроме того, муссон и так задерживался на несколько недель и мог обрушиться на нас в любую минуту. Именно ваш Бромли был настолько глуп, что решил, что может взойти на Эверест, используя несколько банок консервов, потертые веревочные лестницы и засыпанные снегом закрепленные веревки, которые оставила после себя экспедиция Мэллори. Бромли был дураком. Полным дураком. И оставался им до самых своих последних шагов по ненадежному снегу. Он убил не только себя, но и моего соотечественника.

Несколько немецких альпинистов справа от меня согласно кивают; тот парень, Рудольф Гесс, тоже. Здоровяк с бритой головой рядом с Зиглем, Ульрих Граф, которого представили как чьего-то телохранителя, продолжает смотреть прямо перед собой, и взгляд у него отрешенный, словно он пьян или ему все это неинтересно.

— Мой дорогой герр Дикон, — продолжает Зигль. — По общему мнению, гора Эверест не подходит для одиночного восхождения. — Он пристально смотрит на меня. — Или даже для двух… или трех… честолюбивых альпинистов, поклонников альпийского стиля из разных стран. Гору Эверест не покорить альпийским стилем. Или в одиночку. Нет, я всего лишь хотел взглянуть на гору издали. Кроме того, это ведь английская гора, не так ли?

— Вовсе нет, — говорит Дикон. — Она принадлежит тому, кто покорит ее первым. Что бы там ни думал Альпийский клуб Королевского географического общества.

Зигль усмехается.

— В тот последний день вы кричали Бромли и Майеру, находящимся на склоне… — продолжает Дикон. — Вы не могли бы еще раз повторить, что именно?

— Как я уже говорил, всего несколько слов, — говорит Зигль; похоже, он раздражен.

Дикон ждет.

— Я спросил их — крикнул, — зачем они поднялись так высоко, — повторяет Зигль. — А потом спросил, не нужна ли помощь… они явно в ней нуждались. Майер, по всей видимости, страдал от снежной слепоты и так выбился из сил, что не мог стоять без поддержки Бромли. Сам британский лорд выглядел смущенным, потерянным… ошеломленным.

Он делает паузу и прихлебывает пиво.

— Я предупредил их, чтобы они не ступали на снежный склон, но они не послушались, а потом сошла лавина, положившая конец нашему разговору… навсегда, — говорит Зигль, явно не желая вновь пересказывать всю историю.

— Вы говорили, что кричали по-немецки и по-английски, — продолжает Дикон. — Майер отвечал вам по-немецки?

— Nein, — говорит Зигль. — Человек, которого тибетцы называли Куртом Майером, выглядел очень измученным, страдал от снежной слепоты и не мог говорить. Он не произнес ни слова. Ни единого, до той самой секунды, когда лавина накрыла его.

— Вы им что-нибудь еще говорили… кричали?

Зигль

качает головой.

— Снег под ними сдвинулся, и лавина смела их со склона Эвереста, а я вернулся на более надежный гребень — почти полз из-за шквального ветра, — потом спустился к четвертому лагерю, потом на Северное седло и к подножию горы.

— Вы не видели каких-либо признаков тел? — спрашивает Дикон.

Зигль явно злится. Губы у него побелели, голос похож на лай.

— От той точки на Северной стене до ледника Ронгбук внизу больше пяти ваших verdammte [26] английских миль! И я не искал их тела в восьми километрах ниже себя, герр Дикон, я использовал свой ледоруб, чтобы выбраться со своей ненадежной глыбы снега — которая в любую секунду могла присоединиться к остальной лавине — и вернуться на обледенелые скалы Северного гребня, чтобы потом как можно скорее спуститься к Северному седлу.

26

Проклятых (нем.).

Дикон понимающе кивает.

— Как вы думаете, каковы были намерения тех двоих? — В его голосе нет ничего, кроме искреннего любопытства.

Бруно Зигль смотрит на сидящих за столом Бахнера и других немецких альпинистов, и я снова задаю себе вопрос: «Сколько человек следят за этим разговором на английском языке?»

— Это совершенно очевидно, — тон Зигля явно выражает презрение. — Я же говорил несколько минут назад. Вы не слушали, герр Дикон? Разве для вас это не очевидно, герр Дикон?

— Скажите мне еще раз, пожалуйста.

— Ваш Бромли — совершивший несколько восхождений с проводниками в Альпах — решил, что может использовать остатки веревок и лагерей, оставленных группой Нортона и Мэллори, чтобы самому подняться на Эверест с этим идиотом Куртом Майером в качестве единственного носильщика и партнера. Это было чистым Arroganz… [27] Stolz… [28] есть такое греческое слово… hubris. [29] Чистая спесь.

27

Высокомерие (нем.).

28

Гордыня (нем.).

29

Высокомерие, спесь (гр.).

Дикон медленно кивает и постукивает по нижней губе чубуком трубки с таким видом, словно разрешилась какая-то серьезная загадка. Потом говорит:

— Как вы думаете, насколько высоко им удалось подняться, прежде чем они повернули назад?

Зигль презрительно фыркает.

— Какая, к черту, разница?

Дикон терпеливо ждет.

Наконец немец нарушает молчание.

— Если вы думаете, что эти два глупца могли покорить вершину, выбросьте это из головы. Они исчезли из виду всего на несколько часов и не могли подняться выше пятого лагеря… возможно, шестого лагеря, если воспользовались кислородными аппаратами, оставленными в пятом… если их там вообще оставили. В чем я сомневаюсь. Во всяком случае, не выше шестого лагеря, я в этом уверен.