Мерзость
Шрифт:
Я вижу, что Дикон пытается найти нужные слова, чтобы раз и навсегда отвергнуть это предложение. Но не успевает.
Пасанг… доктор Пасанг… отодвигает стул Реджи, освобождая ей проход.
— Доброй ночи, джентльмены, — тихо произносит она. — На рассвете мы выступаем к Эвересту.
Часть II ГОРА
Суббота, 25 апреля 1925 года
До Эвереста все еще 40 миль, но гора уже доминирует не только на фоне покрытых снегом высоких вершин Гималаев, но и на самом небе. Я подозреваю, что Дикон
— Mon Dieu, [45] — шепчет Жан-Клод.
Мы впятером, включая Пасанга, ушли вперед от носильщиков-шерпов и яков и поднялись на невысокую гору к востоку от перевала. Пасанг стоит в нескольких ярдах позади нас и ниже самой высокой точки перевала, держа в руке поводья маленького белого пони Жан-Клода, которого пугает сильный ветер на Панг Ла — последнем перевале перед Ронгбуком и Эверестом, — а остальные четверо вынуждены лечь на усыпанную камнями землю, чтобы нас не сдуло ветром.
45
Боже мой (фр.).
Мы небрежно лежим на правом боку, как римляне на ложе во время пира — Дикон дальше всех от меня, приподнявшись на правом локте и пытаясь удержать полевой бинокль левой рукой, затем Реджи, которая вытянулась ничком, так что подошвы ее ботинок напоминают два перевернутых восклицательных знака, и двумя руками направляет опирающуюся на камень морскую подзорную трубу, затем Жан-Клод, который приподнялся выше всех нас и, прищурившись, смотрит на юг сквозь темные очки, и наконец я, чуть сзади от остальных, тоже приподнявшись на правом локте.
У всех на голове широкополые шляпы, защищающие от гималайского солнца, безжалостного на такой высоте — солнечные ожоги и слезающая кожа были моим проклятием последние недели, вероятно, как и для Сэнди Ирвина. Мужчины просто нахлобучивают шляпы поглубже, пытаясь перехитрить ветер, а на голове Реджи странная шляпа из мягкого фетра — с широкими полями слева, спереди и сзади, завернутая справа, с регулируемым ремешком, который проходит под подбородком и удерживает ее. Реджи сказала, что купила ее в прошлом году в Австралии.
Мы выкрикиваем друг другу названия гор, словно дети, разбирающие рождественские подарки: «На западе, та высокая — это Чо-Ойю, двадцать шесть тысяч девятьсот шесть футов…», «Гиачунг Канг, двадцать пять тысяч девятьсот девяносто футов», «Тот пик, отбрасывающий тень на Эверест, — это Лхоцзе, двадцать семь тысяч… я забыл…». «Двадцать семь тысяч восемьсот девяносто футов», «А вон там — Чомо Лонзо, двадцать пять тысяч шестьсот четыре фута…»
— И Макалу, — говорит Дикон. — Двадцать семь тысяч шестьдесят пять футов.
— Боже мой, — шепчу я. Самые высокие вершины американских Скалистых гор просто потеряются среди
По словам Реджи и Дикона, члены предыдущих экспедиций могли видеть Эверест, когда шли на запад к Шекар-дзонгу — особенно если у них возникало желание подняться по долине Йару к западу от Тинки-дзонга и совершить небольшое восхождение, — но мы последние пять недель шли под густыми низкими облаками, нередко навстречу ледяному дождю или метели, и в этот солнечный день на Панг Ла впервые получили возможность посмотреть на гору.
Реджи манит меня к себе, и я ложусь ничком рядом с ней — испытывая странное чувство близости — на красноватую землю и твердые камни, и она держит подзорную трубу, пока я смотрю.
— Боже мой. — Похоже, это единственное, что я в состоянии произнести в этот день.
Даже в своем возрасте — 2 апреля где-то в Сиккиме мне исполнилось 23 — я имел достаточно альпинистского опыта, чтобы понимать, что на горе, которая издалека кажется неприступной, могут обнаружиться маршруты восхождения, если приблизиться к ней или даже подняться на склон. Но вершина Эвереста выглядит… слишком большой, слишком высокой, слишком белой, продуваемой ветрами и бесконечно далекой.
Жан-Клод подполз к Дикону, чтобы воспользоваться его биноклем.
— Отсюда не видно Северного седла и верхней точки ледника Восточный Ронгбук, потому что их заслоняют горы, — объясняет Дикон. — Но ты взгляни на Северо-Восточный хребет. Видишь первую и вторую ступени ближе к вершине?
— Я вижу только бесконечный шлейф водяного пара, — отвечает Же-Ка. — Какой же должен быть сейчас ветер на самом Северо-Восточном хребте?
Дикон не отвечает на этот вопрос, а продолжает объяснять.
— Отсюда хорошо видно Большое ущелье — или, как они его теперь называют, ущелье Нортона, — протянувшееся вниз и влево из-под пирамидальной вершины.
— Да… — выдыхает Жан-Клод.
Слегка подрагивающая подзорная труба Реджи не позволяет понять, заполнено ли ущелье глубоким снегом — тогда это смертельная ловушка, если сойдет лавина.
— Сильные весенние ветра — это хорошо. — Голос Реджи почти не слышен из-за воя ветра на Панг Ла, ухающего и свистящего среди камней. — Они уносят с собой муссон и зимний снег. И повышают наши шансы найти Перси.
Перси. Растущее желание побыстрее добраться до горы и начать восхождение практически вытеснило из моей головы мысли о лорде Перси. Воспоминание о том, что труп молодого человека лежит где-то здесь, на неприступной, жестокой горе с ее жуткими ветрами, заставляет меня вздрогнуть.
До нас доносится звучный голос Пасанга:
— Первые носильщики приближаются к вершине перевала позади нас.
Неохотно, со слезящимися от ветра и попыток разглядеть далекую вершину глазами, прищурившись от безжалостного света, мы все четверо встаем, стряхиваем пыль и камешки с многослойной одежды из шерсти и гусиного пуха, поворачиваемся спиной к западному ветру и идем — спотыкаясь от порывов ветра, толкающих нас в спину, — к узкой тропе, проходящей через седло перевала.