Мешок историй про шалого малого
Шрифт:
Только нетрадиционной ориентации. Говно выходит через жопу! Так ведь?
— Так! — удивленно согласился Пуканюк.
— А у вас ведь в России все через жопу! Так ведь?
— Так! — обрадовался Пуканюк новой образной метафоре.
— Я не хочу через жопу! Не хочу!!!! Не хочу и баста! — Блевотушка решительно хлопнула рукой по унитазу, — В жопе невыносимая вонь! Ты был когда-нибудь в жопе?
— Ну… В метафизическом значении я и сейчас… как бы…
— Жопа существует для быдла, для говна! — прервала его Блевотушка, — А нормальная, уважающая себя субстанция, личность, идея, выходит через рот! Вы же высокие истины изрекаете не жопой?
— Я бы и тут не стал бы так безапелляционно… — растерялся Пуканюк, пораженный глубиной критической
— Вот я и сменила ориентацию, — не слушала его Блевотушка, — Теперь я ориентируюсь исключительно через рот!
— Так, получается, что вы, по сути, то же самое говно, только ротовое! — заметил Владислав.
— Это демагогия! — скривилась в презрительной ухмылке Блевотушка и тут же скорчила гримасу гордости, как маска греческой трагедии, — Мы Рвотные, Блевотушка, Рвотушка и Рыготушка, отчасти и Отрыжечка, в отличие от Вас и Говна, еще обладаем уникальной способностью к пению! Вы наверняка слыхали, как мы поем по утрам?! Бля-я-я-а-а-а-а-а-а-а-а-а… — рявкнула Блевотушка голосом Джо Коккера.
— Фу! Какая гадость! — сплюнул в унитаз Пуканюк.
— Только не надо вот этого! Зачем вы плюетесь? — Блевотушка вытерлась от зеленой, тягучей слюны Пуканюка, — А если я в вас? Если не как у вас, так значит — гадость! — Она беззлобно, с наигранным драматизмом и даже как-то кокетливо погрозила Пуканюку пальчиком.
— У тебя это что — пальчик? — в панике воскликнул Пуканюк и ущипнул себя за ногу.
— И не только пальчик! — хихикнула Блевотина и, раздвинув ручками масляную пленку, показала ошеломленному Пуканюку самое сокровенное местечко, которое до замужества не показывает чужеземцу ни одна чукотская девушка. Пуканюка снова вывернуло, и он выдал на гора еще кучку Блевотины. Раздались аплодисменты, свист, радостные визги, звуки объятий и чмокание поцелуев. Пуканюку показалось, что прежняя Блевотушка обнимается с Новенькой, только что свалившейся с Небес в унитаз.
— Тьфу! — сморщился снова Пуканюк, будучи убежденным натуралом, — Да вы еще извращенки!
— А вот и нет! — ответила Блевотушка, отрывась от объятий, — Дело в том, что у нас, у Блевотин, в отличии от Вас и Говна — матрилинейный промискуитет. У вас — видимость вынужденной, навязанной общественным сознанием, религией и моралью, моногамии, а у Говна — примитивная форма промискуитета. Короче, у нас мужиков не хватает. Вот и получается нестыковочка. Но ты мне нравишься! Я, — кстати, еще девственница! — сказала вдруг Блевотушка и покраснела, — У тебя, Владислав, была когда-нибудь девственница? Ха-ха-ха-ха-ха… — расхохотались обе Блевотушки.
— Прекратите сейчас же! Я вам сейчас морду набью! Я… Я вас смою!
— А еще, Владислав, мы, Рвотные, в отличие от Говна, обладаем уникальной способностью к левитации! Смотри! Эге-ге-е-е-е-е-ей…
И Рвотушка-Блевотушка с хулиганским визгом и свистом, словно баллистическая ракета, выскочила из унитаза и припала всем своим трепетным существом к лицу Пуканюка.
— Пойми ты, дурачок! — успокаивала она его, поглаживая по мокрым волосам, через полчаса, когда все было кончено, — Все мы, по сути, частички единого целого. Ты, я, небо, горы, океан, планета Земля, Солнце… Мы все — по сути — братья и сестры! И в то же время — Вселенское говно!
— Любопытная теория, — думал про себя Пуканюк, пытаясь очистить безнадежно испорченный пиджак, — Надо сегодня в Доме Литераторов ее двинуть…
Интимная тайна Пестика
— Будь проклят этот несправедливый мир! — с горестью и безысходным отчаянием воскликнул Пестик, отчего с него испуганно слетел самец пчелы, удобно, было, расположившийся на Пестике, чтобы осуществить свое срамное, низменное желание. Пестик налил себе очередной стакан дешевой текилы,
— Ну почему, почему у нас, цветковых растений все не так, как у людей? Почему я — Пестик, мужик, должен развивать в себе семязачатки и ждать, пока какой-то гад, шмель лохматый, тьфу, не соизволит, не к
Пестик не просыхал уже неделю. Его не могла успокоить открывшаяся ему мировая несправедливость. Вчера он видел, как невдалеке от него, самец человека покрывал человечью самочку. Самочка стонала, урчала, пукала и кричала от удовольствия. Пестик тогда густо покраснел и отвернулся, словно это его застали за непристойным занятием.
— Кто тут? — хрипло дыша, воскликнул самец, услышав шорох и морок в кустах жимолости.
— Никого! — шепотом отозвался Пестик.
— Значит, показалось, — удовлетворенно крякнул мужик и, как ни в чем не бывало, продолжил, громко хлюпая своей тычинкой в пестике самки, заниматься гнусным занятием, которое они, неразумные, примитивные существа, почему-то называют Любовью. Да что они знают о Любви? Вчера на рассвете от Пестика ушла Тычинка. Улетела, его крошка, со случайным, залетным, лохматым шмелем!
— Я вернусь! — крикнула Она Пестику уже издалека.
— Да на хрен ты мне нужна после шмеля? — простонал сквозь слезы Пестик. Пестик налил себе еще стакан текилы. Махнул, занюхал собой и от накативших мыслей снова всплакнул.
— И вот ведь скотство какое сотворил Создатель: большинство нас — цветковых растений опыляется насекомыми. Буйством красок, будь оно неладно, мы привлекаем не только самок человека, но и этих мерзких насекомых-опылителей, от которых зависит продолжение нашего рода. Мужланы, грубые и неласковые, молчаливые и вонючие, синие мухи, пчелы, мохнатые шмели, способны открыть цветки клевера, львиного зева и шалфея, а цветочные мухи-журчалки длинными сосущими хоботками добраться до нектарников герани полевой. Тропические орхидеи привлекают трутней не нектаром, а феромонами, воздействующими на половые инстинкты. Самцы пчел тоже, гады, пытаются спариться с нами, цветочками нежными и прекрасными, и опыляют нас прямо в меня, в Пестик. Я — Пестик, гады! Неужели вы не понимаете? В Тычинку опыляйтесь! А нас, Пестиков, оставьте в покое? Ну что это за жизнь? Наш век короток! После опыления наша красота быстро меркнет, лепестки опадают, но таинство размножения только начинается. Ну, допустим: хрен с ним, что рожать больно и трудно! Хрен с ним, с тем, что я, Пестик, мужик, а Тычинка — баба! Но почему они приходят, овладевают нами без всяких прелюдий, без ухаживаний, романтических ужинов пыльцой и предварительных ласк. Раз и на матрац! Почему у людей перед этим даму ведут в кино, в Мак-Дональдс, дарят цветы или хотя бы наливают? За что же нам такая немилость? Ведь любой человек всегда будет более грешен, чем самый гнусный и хамовитый цветок.
И Пестик заснул, опоенный текилой и утомленный ненасытным шмелем. А вскоре из него родился плод, и он ощутил радость материнства!!
— А ведь я почти Киркоров! — с гордостью подумал Пестик, — разве только что пою тише…
Сказка о принце и белом коне
— Что же ты у меня такая дебилка? — ласково ворчала мать, подоткнув подол, вытирая мокрой тряпкой полы, — Все сидишь у окна, как дурочка, ждешь, как идиотка, принца на белом коне? А ведь уже не девочка! Сорок лет уже бабе стукнуло, а она все неебана, в окошко глядит! Ну-кося, ноги убери, дай подотру. И Васька косой звал тебя замуж, и Игорь, выпускник летной академии под юбку лазил. Сейчас уже зав. складом в Оборонсервисе работает! Нет! Все нос воротила! Ноги у него дурно пахнут! А Андрюшка-рефрежиратощик? Он мясо нам всегда носил самое лучшее! Он же мясо возил тоннами! По поддельным накладным. Сейчас уже Министр мясной промышленности! И этот ей не хорош! Живот слишком большой! А ты сама-то на себя глянь! Глаза — щелки. Худая, как русская борзая.