Мессии, лжемессии и толпа
Шрифт:
Вопрос об историчности Христа очень интересен, но не столь важен потому, что, был ли он «живым» человеком, или это целиком сотворенная легенда, богом он стал исключительно благодаря тому, что в реальности существовавший человек был мифологизирован или миф был сформирован только на объединенном образе давно ожидаемого спасителя (мессии). В том и другом случае главная роль здесь должна быть отведена мифу, давшему миру спасителя, в котором он, этот мир, остро нуждался. Я полагаю, что Иисус реально существовал и это был очень активный, фанатически убежденный, харизматичный оратор и организатор.
Швейцер неверно полагал, что раннее христианство проявляло
О жизни Иисуса написаны тысячи работ, в подавляющем своем большинстве это теологические труды, тот Христос, который предстает нам с этих страниц, для нас важнее всего, ибо это всегда мессия, провозвестник нового исторического времени.
Причина нашего совсем не полного представления об Иисусе, как считает Швейцер, лежит в природе источников о его жизни. Эти источники содержат только сведения о его служении людям. Но, по-моему, Швейцер зря сокрушается по этому поводу, так как ничто так не раскрывает личность, как то дело, за которое она борется. Если смотреть на вопрос о реальности Христа с изложенной точки зрения, пусть даже в процессе мифологизации ему было приписано очень много, чего не было в действительной жизни, его дела, его служение людям говорят чрезвычайно много о нем, о его личности.
Нас не должно смущать, что Иисус нигде не называет себя прямо мессией, однако все, что он делает и говорит, его проповеди и поучения, его утверждения, что он излагает новое учение, имеющие исключительное значение для людей и общества в целом, его слова о новой духовности, несомненно, свидетельствуют об этом. Он знает о своей особой миссии на земле, о своем чрезвычайном назначении, т. е. о том, что потом будет названо мессианством.
Мессию люди воспринимают как посланного им вестника из бесконечной неведомости, в которую обычно погружался бог; речи мессии не похожи на речи других, даже выдающихся людей. Мессия вовсе не задумывается над тем, искренен он или нет, это вопрос перед ним просто не возникает. Он не говорит ходячих фраз, его суждения новы, неожиданны, весомы и в то же время чрезвычайно актуальны; в его словах люди слышат само дыхание бога, истории или судьбы, ибо он говорит только о самом главном. Такие люди как-то незаметно и исподволь создают представление о себе, хотя и как о вполне земных, но в то же время и не от мира сего. Спаситель не бывает неестественным, фальшивым и суетным, а тем более материально корыстным, поскольку весть, которую он несет миру, имеет неземное происхождение и всегда содержит в себе прежде всего духовные ценности.
Между тем появление мессии, а появление означает признание, возможно тогда, когда он необходим людям, которые ждут его прихода, т. е. имеется потребность в его слове, которое должно определить, как им жить дальше и куда следовать. Они сами не знают этого, а он не сомневается в том, что это как раз ему известно, причем он не колеблется в своем знании, не ставит вопроса перед собой, прав он или нет. То, что можно было бы считать заблуждением или ошибкой, у него никогда не вызывало ни тени сомнений.
Точно так же главарь толпы возникнет тогда, когда
Образ Иисуса был не литературным воплощением идеи героя, а именно идеи мессии, а его признание и исключительная привлекательность для самых широких слоев общества обусловлены острой потребностью в спасителе. Но не случайно христианство зародилось и начало свое распространение в еврейской диаспоре греческого мира — здесь не было того давления иудаизма, которое имело место в Израиле, где, вполне возможно, не потерпели бы нового учения, столь резко противоречащего господствующей там религии.
Отличительная черта мессии: он не сомневается в своей правоте, а поэтому в ней не должны сомневаться и другие, его слова продиктованы высшими силами, которые, конечно, не могут ошибаться, либо его неистребимой уверенностью в собственной мудрости, в глубочайшем знании жизни и всех сил, которые им движут. Последние обстоятельства особенно характерны для таких разновидностей архетипической фигуры мессии, как политические лидеры типа Гитлера или Ленина. Такие лидеры-спасители, как правило, фанатичны и убеждены, что призваны дать стране (обществу), группе новое ускорение, новые направления, новые ценности, бесценные идеи. Такие фигуры могут быть нарциссичными.
Иисус — типичный козел отпущения, и фигура спасителя, нетрадиционная для иудаизма, именно в таком виде описана в Книге Исайи. Позже сами христиане, и среди них Иоанн Предтеча, назвали Иисуса Агнцем Божьим, имея в виду не только его кроткий нрав, но и то, что ягненок приносился евреями в жертву богу за их грехи. Но тем не менее Иисус все-таки козел отпущения, умерший на кресте за прегрешения и ошибки человечества, т. е. взявший их на себя. Иначе понять это невозможно: он взял их на себя и умер на кресте, чтобы с его смертью они закончились. К сожалению, это не удалось сделать, хотя эта деталь — возложение на себя чужих грехов — весьма красочно дополняет архетип спасителя.
Само завещание Иисуса, чтобы его последователи ели хлеб и пили вино как его плоть и кровь, есть не что иное, как воскрешение в новой форме древнейшего обычая поедания живого бога. Это, по представлению первобытных людей, передает им от этого бога его силу, мудрость, значимость и другие, весьма ценимые качества. Таким образом, образ Христа включает в себя и подобные древние компоненты.
Евреи, ставшие в древности христианами, сделали выбор, который не мог им показаться неверным. Этот выбор делал неудовлетворенный жизнью человек, но такой человек был человеком толпы, и он не мог быть свободным от влияния ближайшего социального окружения. Вооруженный новой верой, такой человек мог убедить себя, что он достиг истины и взял свою жизнь в собственные руки. С верой в Христа он способен не только уверовать в то, что стоит жить, но и что стоит умереть.
У. Джеймс писал, что есть люди, всей душой верящие в бессмертие, и такие, которым трудно представить себе, чтобы это понятие могло быть реальным. Последние связаны своими чувствами и ограничены своим опытом; кроме того, некоторые из них в силу своего рода интеллектуальной честности так «преданы» фактам, что их прямо шокируют свободные экскурсии в область невидимого, предпринимаемые другими людьми исключительно ради удовлетворения чувства[27]. Надо полагать, что среди первых христиан, людей толпы, некритических и необразованных, было очень мало таких, кого шокировали свободные экскурсии в область невидимого.