Мессиории. Эллинлив
Шрифт:
Ветта вскочила с дивана и грубо заявила:
– Послушать вас, так вы чуть ли не святые! Такие себе миротворцы. Ничего бредовее придумать не смогли?
У Эдмонда на лице отразилась скука. Он флегматично посмотрел на Ветту и произнес:
– Мне совершенно безразлично ваше мнение. В конечном счете, вам придется смириться с тем, что это правда. За границами Эллинлива вас ждет только смерть.
Той же ночью
Замок Лорда Эллинлива
В гостиной комнате, в кресле возле камина сидит дворецкий в белой, наполовину расстегнутой рубашке, черной жилетке и брюках.
Рядом с креслом стоит стеклянный
В комнату торопливо вошла горничная. Она остановилась в метре от кресла, за спиной сидящего человека, и произнесла:
– Господин Себастиан доставил задержанных солдат Лиги и ожидает дальнейших указаний от Лорда.
– Передай ему, что Лорд распорядился поместить их в темницу, в подземелье замка, – безразлично ответил дворецкий.
– Слушаюсь, - шустро произнесла девушка и поспешила покинуть гостиную.
Когда девушка вышла из комнаты, мужчина неохотно поднялся с кресла и положил раскрытый блокнот на стол, страницами вверх. Он взял бокал со стола, сделал из него небольшой глоток и медленно направился к двери.
Дальнее окно комнаты полуоткрыто, и через щель пробегает прохладный сквозняк. Листы, оставленного на столе блокнота, слегка приподнимаются, но страница, которую читал мужчина, остается открыта. На этой странице написано: «И вновь, как и прежде, полуночный сон терзает мое сердце. О, мое проклятье – бег за призраком. Игры моего собственного разума доведут меня до страшного сумасшествия. Мое подсознание вдоволь насытится сладостью многолетнего ожидания чуда, а после… сокрушит мое светлое сознание, как темный рыцарь белого рыцаря на жестокой арене реального мира. И, быть может, тогда… я найду покой в забвении… Вероятно, это довольно не плохой вариант. Но… это не я. Не в моем духе. Не мой это нрав. Вся моя жизнь - борьба. И будет так до последнего порыва моего сознания. И… я горжусь этим.
Чтобы быть счастливой мне не нужна любовь. Мне достаточно думать о ней, по одиноким вечерам, перед сном.
Я не чувствую отчаяние, или пустоту. Даже в одиночестве есть свой неповторимый шарм, с которым я расстаться не готова».
Глава 5: «Меллинда»
«Мечтай, и верь в свои мечты. Это двигатель Вселенной. Не позволь ему остановится»
Чей-то голос, нежный и добрый.
– Оглянись!
Тревожится душа моя. А от чего же? Душно и тяжело мне в теле моем, словно я заперта в нем, в заточении. Словно я - не я. И нет меня вовсе в этом времени и в этой реальности. Я лишь отклики чего-то несуществующего.
И я растерянно оглядываюсь по сторонам. А вокруг меня незнакомый мне мир. Большие, удивительные города, незримы мною никогда ранее. Светлые душой, добрые люди. Пейзажные просторы, несравнимой красоты.
Я стою на утесе, в длинном красном платье. Дует легкий и приятный ветер, он развивает мои волосы, и ласкает мою кожу. Я бережно держу что-то в руках, и прижимаю к груди. И я плачу. Изнеможенная, истощенная и обессиленная. Мое лицо невозмутимо спокойное, но его рассекают беспрерывные потоки слез.
Передо мной океан, синий, глубокий и бескрайний. Воды его чистые, а волны золотятся под лучами и стремительно бегут к берегу.
Ветер усиливается. Я поднимаю
Тьма совсем близко. Я подхожу к краю утеса, разворачиваюсь к обрыву спиной, накланяюсь назад и… падаю.
– Меллинда.
Обронила я, убирая от груди руки и расставляя их в стороны, падая вниз. Все замедляется. А в моей груди… дыра. У меня нет сердца… Его нет.
И тьма поглощает меня.
– А-а-а!!! – во весь голос закричала Ветта, оборвав свой сон и резко приподняв с подушки голову.
Ветта вспотела и дрожит. Она крепко сжимает край одеяла в руках и судорожно осматривается по сторонам. В комнате темно, повсюду тени, и на стенах, и на потолке. Страх сдавливает ее, и не отпускает. Дышать все труднее.
Внезапно кто-то прикоснулся к ее плечу, и она содрогнулась в испуге, но это оказался всего лишь Вальдемар. Он спал в соседней комнате и, услышав ее крик, тут же прибежал к ней.
– Ветта, это всего лишь сон, - ласково произнес он, пытаясь успокоить ее.
Слезы вытекли из ее глаз, не смотря на то, что при появлении Вальдемара, она немного успокоилась.
– Этот кошмар преследует меня, - проронила Ветта, отведя взгляд, а затем совсем тихо добавила. – Кто она?
С тех пор как Вальдемар поселился в соседней комнате, он третий раз становится свидетелем ночных криков Ветты. Он будит ее, готовит ей чай и приносит успокоительное. Он заботится и оберегает ее. Всегда рядом с ней, и ночью и днем. И это странно, необычно и непривычно для нее. Никогда ранее ни с кем другим ей не доводилось проводить столько времени вместе.
По законам Эллинлива новообращенный должен находиться под постоянным присмотром своей Тени, буквально. Именно по этой причине, при постройке особняка Диких Роз, Эдмонд Блуа предусмотрительно спроектировал на втором этаже четыре гостевых номера с двумя комнатами.
Ветта развернулась к Вальдемару спиной, легла на подушку и поджала ноги, свернувшись клубочком.
– Уходи, - холодно сказала она.
В соседних гостевых апартаментах особняка Диких Роз
– Нет-нет-нет! – повторяет во сне Энни, и последний крик разбудил ее. – Нет!
Она открыла глаза, без малейшей сонливости, словно вовсе не спала. В комнате таится тишина. Ничего особенно, так и должно быть ночью, но в это мгновение, тишина кажется ей подозрительной. На рельефном потолке с резьбой и рисунками, отражаются жуткие тени, созданные светом уличных фонарей, деревьев и ветром.
Идет снег. И тени падающих снежинок ползут по стенам комнаты. Кровать располагается ближе к левой стене, и стоит от нее в метре. Эту пустоту заполняет тумбочка с выключенным светильником и стопкой книг. Арка, ведущая в соседнюю комнату, находится по правую сторону от кровати и до нее не менее шести метров. Просторная и широкая комната, с высокими потолками и уютным мягким интерьером эпохи раннего романтизма. Напротив большого прямоугольного окна, которое углом соприкасается со спинкой кровати - старинный мраморный камин. Над ним висит большая картина, на которой изображены прекрасные лесные нимфы. По обе стороны от камина, от потолка и до пола, размещаются зеркала в золотистой раме, с гравировкой редкого великолепия.