Мессия. Том 1
Шрифт:
Лишь когда вы пусты, вы в покое и уравновешены. Когда же хранитель сокровищ возьмет вас, чтобы взвесить свое золото и серебро, ваша радость или печаль непременно поднимется или опустится.
И я говорю вам, что ум может быть уравновешен — если ваша печаль и ваша радость уравновешены, вы обнаружите себя в покое; однако не о танце я говорю и не об экстазе. Этот покой — разновидность смерти. Вы не превзошли — просто чаши весов уравновешены.
Когда же хранитель сокровищ возьмет вас, чтобы взвесить свое золото и серебро, ваша радость или печаль непременно поднимется или опустится, — а
Эта тупость не духовна. Вы обнаружите таких тупых людей повсюду. Они выглядят чрезвычайно скучными. Ведь даже если они печальны, по крайней мере, что-то происходит; даже если их глаза полны слез, они подают признак жизни. Или если они радуются, улыбаются, смеются — хоть все это и поверхностно, — это лучше, чем пребывать в покое.
Всякий раз, как вы в покое, вы признали, что жизнь — не что иное, как скука. Вот почему Жан Поль Сартр говорит: «Жизнь — это скука». Он, должно быть, пришел к покою. Это не имеет ничего общего с жизнью, это имеет нечто общее с внутренним равновесием между радостью и печалью. Если вам скучно, то самое время начинать движение. Значит, вы остановились; вы больше не дышите, ваше сердце больше не бьется.
Если вы хотите оставаться поверхностными, тогда выбирайте что-нибудь — либо радость, либо печаль, ведь что бы вы ни выбирали, вы выбираете также и другое. Сегодня вы можете быть радостными, завтра вы будете печальными, так как жизнь всегда сохраняет равновесие. Но это не имеет ничего общего с духовным ростом.
Духовный рост происходит по ту сторону радости и по ту сторону печали. Другими словами, духовный рост означает движение по ту сторону всех противоречий.
Только в этом пространстве — непротиворечивом, недуальном — вы переживаете истину, бога, который скрыт внутри вас. Это очень близко. Совсем немного разума…
Но вы будете удивлены: ни одна религия не придавала значения тому факту, что у разума есть нечто общее с религией. Я бесполезно потратил свое зрение, разглядывая всевозможный хлам по всему миру, но я не нашел ни одного места ни в каком священном писании, которое гласило бы, что разум — самое важное религиозное качество. Они все говорят, что вера и преданность — самое основное качество. И то, и другое против разума.
— Хорошо, Вимал?
— Да, Мастер.
16. ОТ ЖИЛИЩА К ДОМУ, ОТ ДОМА К ХРАМУ
16 января 1987.
Возлюбленный Мастер,
Тогда вышел вперед каменщик и просил: «Скажи нам о Жилищах».
И сказал он в ответ:
«Постройте в пустынном месте беседку из своих мысленных образов, прежде чем строить жилище в стенах города.
Ибо, как вы возвращаетесь домой в своих сумерках, так возвращается странник в вас, вечно далекий и одинокий.
Жилище ваше — это ваше увеличенное тело.
Оно растет под солнцем и спит в ночной тиши, и ему снятся сны. Разве не спит ваше жилище и не уходит оно во сне из
Если б я мог собрать ваши жилища в свои ладони и, как сеятель, разбросать их по лесам и лугам!
Если бы долины были вашими улицами и зеленые тропы — аллеями, чтобы вы могли искать друг друга в виноградниках и приходить с ароматом земли в своих одеждах!
Но этому не настал еще срок.
В страхе своем ваши праотцы собрали вас слишком близко друг к другу. Не сразу исчезнет этот страх. Не сразу перестанут городские стены отделять очаги ваши от ваших полей».
Тогда вышел вперед каменщик и просил: «Скажи нам о Жилищах». Первое, что мне хотелось бы, чтобы вы помнили: жилище и дом — две абсолютно разные вещи. Вопрос исходит от каменщика — ему известно только строительство жилищ. Жилища мертвы. Если они не наполнены вашей любовью, вашей тишиной, вашей песней, если ваше жилище не становится отражением вашего танцующего сердца, оно остается мертвым.
Но в тот момент, когда появляется любовь, когда появляется благодарность, празднование, — жилище больше не жилище: оно становится домом. Оно живое. Оно начинает дышать. Оно наполняется всем ароматом, который вы создаете.
Есть еще один шаг — когда дом становится храмом. Но бедный каменщик не может задать эти вопросы.
Когда ваша медитативность уходит к таким глубинам, что вы начинаете чувствовать себя беременными Богом, дом становится храмом. Но миллионы людей так несчастны, они продолжают жить в жилищах. Даже преобразить жилище в дом для них кажется трудным. А из-за того, что они не могут преобразить свой дом в храм, они вынуждены создавать храмы, создавать церкви, создавать соборы как место пребывания Бога.
Но я говорю вам: ни церковь, ни храм, ни синагога не смогут стать местопребыванием Божьим, если сначала вы не станете местопребыванием божественности.
Если произойдет эта серия трансформаций — от жилища к дому, от дома к храму, — миру не понадобятся ни церкви, ни храмы, ни мечети. Люди ходят в храм — это же абсурд. Храм должен прийти в их сердце и трансформировать все место их пребывания в священное, святое, божественное место.
Говорят, когда на Моисея слишком уж наседали его последователи: «Сколько еще нужно, чтобы достичь града Божьего, божественной земли, Израиля? Почему ты не пойдешь и не спросишь самого Бога? Ведь ты рассказывал нам, что ты просто посланник, и послание не твое, а Божье. На этот раз довольно, похоже мы на неверном пути».
Тогда Моисей сказал: «Я пойду, но ни один не должен следовать за мной, потому что Бога можно встретить только в абсолютном одиночестве».
Поэтому весь караван евреев ожидал в долине, когда Моисей отправился на вершину горы Синай. Там он столкнулся с удивительным феноменом. Он не увидел Бога, но он увидел сверхъестественную вещь: зеленый куст, окруженный пламенем, — и все же зеленый. Он, должно быть, горел давным-давно, и тем не менее куст был усыпан благоухающими цветами.
Он не мог поверить своим глазам. Чтобы рассмотреть получше, он двинулся ближе к кусту. Когда он приблизился, послышался голос — он не смог увидеть, чей это был голос. А голос произнес: «Моисей! Оставь свою обувь и себя самого снаружи этого священного места. Только после этого можешь входить».