Мессия
Шрифт:
– Ты подчеркнула "особенно после сегодняшнего дня", – говорит Джез. – Почему?
– Потому что Эндрю Тернер знал, что кто-то может явиться по его душу. Он был первой жертвой, кого конкретно предупредили, и все же Серебряный Язык добрался и до него. Поставьте себя на его место в прошлую ночь. Он знает, что должен быть настороже. Запирается и ложится спать, перед тем как отправиться в Биллингсгейт. Звенит дверной звонок. Лабецкий сказал, что бедняга висел на кресте примерно с полуночи – час не слишком поздний, но и не ранний, особенно для муниципальных домов. Там люди рано ложатся, потому что им чуть свет на работу. Он начинает нервничать, приоткрывает дверь, оставляя ее на цепочке, и, к своему успокоению, видит полисмена. "Прошу
Ред проводит рукой по лицу, ущипнув переносицу пальцами. Убийца внутри системы. Только этого им и не хватало.
– По-моему, все логично, – говорит он. – Я это покупаю. А ты, Джез?
– Да, определенно. По мне, так это лучшая идея, родившаяся у нас за сто лет.
– Спасибо, – говорит Кейт, и говорит искренне.
– И тут мы сталкиваемся со скучнейшей работой, – заявляет Ред. – Нам предстоит прочесать личные дела всех полисменов, служащих в Лондоне. Начнем с центра и будем распространяться к окраинам, пока что-нибудь не нароем. Первым делом – рабочие графики. Мне нужны данные со всех участков о тех, кто находился на вечерних или ночных дежурствах, когда происходили эти убийства... То есть с тридцатого апреля на первое мая, с двадцать восьмого на двадцать девятое июня, с двадцать четвертого на двадцать пятое июля, с двадцать третьего на двадцать четвертое августа, с двадцатого на двадцать первое сентября, с двадцать седьмого на двадцать восьмое октября и в прошлую ночь. Всех, кто дежурил в эти ночи, или даже хотя бы в одну ночь из этих семи, можно отмести смело. Когда сделаете это, исключите тех, кто женат.
– Почему? – спрашивает Джез.
– Потому что этот тип вырезает языки и хранит их. Он приходит домой, покрытый кровью. Маловероятно, чтобы кто-то жил с ним и не замечал того, что происходит. И имейте в виду, что он считает себя Мессией и относится к этому буквально. Иисус Христос тоже не был женат. Возможно, он полагает, что земная женщина просто не может быть достойна его.
– Это утверждение не вполне бесспорно, – замечает Джез. – Питер Сатклифф был женат.
– Да, и к тому же он был водителем-дальнобойщиком. Колесил невесть где, убивал вдалеке от дома и не хранил сувениров. Я допускаю, что мое предположение не является стопроцентно верным. Но в нашем распоряжении лишь ограниченный отрезок времени, и я не хочу привлекать к этому делу дополнительных людей. Мы распределим всю работу между нами тремя. Не получится – тогда проверим и женатых. Но сейчас для нас главное – максимальным образом расширить зону поиска.
– Согласен, – говорит Джез. – Это логично.
– Теми, кто проскочит сквозь оба сита – и насчет дежурств, и насчет семейного положения, – надо будет заняться вплотную. Прежде всего опросить насчет алиби. Уверен, у большинства хоть какое-нибудь да найдется. Ну а уж тех, у кого не найдется, потянем сюда для дальнейшего разбирательства. Ясно?
Джез и Кейт кивают.
– А пока посмотрим, не повезет ли нам с архитекторами по имени Томас, он же Фома, больше, чем с рыбаками по имени Эндрю. Я лично просмотрю "Желтые страницы", выявлю архитектурные фирмы и сам же туда наведаюсь. Процедура в принципе та же, что и с рыбаками, только людей, которых необходимо оповестить, будет гораздо меньше. Я не могу себе представить, чтобы в Лондоне было столько же архитекторов, сколько и рыбаков.
– Ты удивишься, – говорит Кейт, – но за мной как-то ухаживал архитектор.
– Если получится, всех архитекторов я проработаю лично, – заявляет Ред. – Я займусь зодчими, а вы двое прикиньтесь сотрудниками Министерства внутренних дел.
– Ты скажешь архитекторам, чтобы они остерегались полисменов? – спрашивает Кейт.
Ред колеблется.
– Нет... пожалуй что нет.
– Почему? –
– Потому что я не могу переступить через это. Взять и сказать обычным гражданам, чтобы они не повиновались закону.
– Тебе и не надо этого делать. Просто предупреди этих архитекторов, что в одну конкретную ночь они не должны открывать дверь никому.
– Но мне пришлось бы уточнять, что сюда включены и полицейские.
– Вовсе не обязательно. Просто подчеркни слово "никому".
– Кейт, любой человек в здравом уме откроет дверь полицейскому, который пришел проверить, все ли в порядке. Он не подумает, что понятие "никому" включает полицейских. Ради Бога, возьми ты в толк, что мы ведем речь об архитекторах, а не о торговцах наркотиками. Надо думать, большинству из них не доводилось даже превысить скорость.
– Ред, ты сам себе противоречишь. Если эти люди столь законопослушны, ты должен защищать их, исходя именно из этого. Должен сказать им – хотя бы намекнуть, – что главным подозреваемым является неизвестный полицейский.
– Нет.
– Ну почему нет?
– Потому что... – Ред вскидывает руки. – Если я буду ходить и говорить об этом людям, одному за другим, то хоть где-то, но обязательно произойдет утечка. Один из них расскажет жене, она своей ближайшей соседке через садовую изгородь, а она упомянет об этом своей кузине, которая работает на "Ивнинг стандарт". Ты оглянуться не успеешь, а вся пресса запестрит заголовками "Обыватели получили карт-бланш игнорировать любого представителя закона". Это сделает полицию посмешищем.
– Я...
– Кейт, если ты хочешь обратиться к комиссару, чтобы оспорить это, сделай одолжение. Он скажет тебе то же самое, что и я...
– Ред, я ушам своим не верю. Мы знаем, что убийца наверняка офицер полиции, а ты...
– Нет, Кейт. Тут ты ошибаешься. Мы ничего не знаем. Мы предполагаем, будто Серебряный Язык офицер полиции, но ничего не знаем наверняка. И я не стану ставить под угрозу работу полиции во всей столице на основании теории, которая, при всем своем правдоподобии, остается недоказанной.
– Не читай мне нотаций, Ред.
– Тогда не вынуждай меня делать то, что, как ты знаешь, я сделать не могу.
Ред встает.
– Прошу прощения. По правде сказать, и то и другое для нас плохо. И не предупредить людей – скверно, и предупредить нельзя.
– Так что же нам делать? – спрашивает Джез.
– Очень просто. Найти его раньше, чем он найдет нас.
95
Мне ясно, что я не могу винить общество, не предпринимая попыток его изменить. Вот почему я выбрал эту профессию и стал заниматься тем, чем занимаюсь. Разумеется, лепта моя ничтожна, ибо сколько добра можно привнести таким образом в этот отвратительный хаос. Однако я занимаюсь тем делом, которое, при всей своей малости, имеет хоть какой-то положительный смысл. Мы помогаем разгрести хотя бы ничтожную часть этой вонючей свалки, удушающей жизнь общества. Мы хватаем самых отъявленных – а точнее сказать, самых явных – преступников и убираем их с улиц. Но это все, чего мы добиваемся, а стало быть, результат нашей деятельности весьма невелик. Мы ведь не исправляем этих преступников, не изменяем их в лучшую сторону. Мы лишь предоставляем обществу временную передышку, а если так, то не плевать ли на это? Вот что я имею в виду, говоря, что лепта моя ничтожна.
А ведь поступая в полицию, я воображал, будто могу что-то изменить. В первый год службы в это и вправду верится. Какой триумф, если удается схватить негодяя или спасти чью-то жизнь! Но постепенно на поверхность проступает истина. Когда каждый день пытаешься разгрести вселенскую гору дерьма, а она не уменьшается, начинаешь понимать, что в глобальном смысле ты занят ерундой. Остается или смириться с этим и жить как живется, или добиться настоящих, ощутимых перемен. Как раз этим я и занят. По-новому.