Мессия
Шрифт:
Констебль стоит у буфета. Ред обращается к нему:
– Почему бы вам не выпить чашку чая?
– Да, сэр.
Он берет чайник и ставит на плиту. Ред морщится.
– Нет, нет. Я имел в виду, что вы могли бы отлучиться перекусить.
– О, прошу прощения. Я подумал...
– Все в порядке.
Констебль наклоняет голову и торопливо выходит из кухни. Ред ставит стул напротив Камиллы и подается вперед, упершись локтями в колени и сцепив пальцы под подбородком.
Спокойно, чтобы не
– Какой он был, Томас?
Она всхлипывает.
– Он был хорошим человеком. Много работал. Он никогда не собирался покорить мир, но усердно работал, и люди его любили. Он... он не заслужил этого.
– Никто не заслуживает.
– Я понимаю.
Камилла, словно машинально, слегка поглаживает Тима по голове.
– Как Тим? – говорит Ред.
– Плохо.
– Он видел...
Ред указывает на крышу. Наверх. Спальня Томаса. Тело.
Камилла кивает.
– Тело или убийцу? – говорит Ред.
– Тело видел точно. Я нашла его в комнате Томаса, когда приехала сегодня утром.
– Как вы вошли?
– Я вошла, не дождавшись ответа изнутри. У меня есть свой ключ.
– И вы нашли Тима в комнате Томаса?
– Да.
– Что он делал?
– Стоял там. Смотрел на тело.
– Но вы не знаете, видел ли он убийцу?
– Инспектор, с тех пор как я нашла его, он не промолвил ни слова.
Ред наклоняется еще ближе, но не настолько, чтобы коснуться мальчика.
– Эй, Тим, – тихонько говорит он.
Тим слегка поворачивает голову на груди матери. Один глаз, широко раскрытый и испуганный, смотрит на Реда.
– Все будет хорошо, – говорит Ред и чувствует себя еще большим идиотом, чем раньше.
Глаз Тима продолжает смотреть на Реда, а потом его маленькая головка поворачивается так, что Ред видит, как оба его глаза расширяются, глядя в тревоге и удивлении на что-то за его спиной. Камилла тоже замечает это. Ред слышит, что у нее перехватывает дыхание.
Ред разворачивается.
В дверях стоят два человека. Только что прибывший Джез, в застегнутой до ворота на молнию флисовой куртке, и Лабецкий, на кого, собственно, все и смотрят.
Лабецкий весь в крови. Весь. Его белая рубашка заляпана темно-красным и местами прилипает к груди, где влага просочилась до кожи. Кровь на левой стороне его лица и руках. Он выглядит как работник скотобойни.
– Какого... – говорит Ред.
– Я просто пришел сказать, что мне придется уехать домой переодеться, – говорит Лабецкий.
– Да что, вообще, за хрень с тобой приключилась?
– Прошу прощения, я стоял на коленях на кровати, осматривал тело и потерял равновесие. – Он беспомощно смотрит на Камиллу. – Я свалился прямо во всю эту кровь.
Тим пронзительно вскрикивает.
Кричит.
Вопит
Камилла гладит сына по голове, стремясь унять его страх. Растерянный Лабецкий так и торчит в дверях, пока Ред не выталкивает его из кухни.
– Бога ради, Лабецкий, выметайся отсюда.
Ему приходится повысить голос, чтобы перекрыть вопль Тима.
– Я...
– Ты что, совсем спятил? Посмотри, что твой вид сделал с бедным ребенком. Давай. Проваливай. И в следующий раз думай своими долбаными мозгами.
– Прости, я не знал, что там ребенок. Я хотел только сказать тебе...
– Заткнись. Не хочу ничего слышать. Увидимся в офисе. Уходи. Иди домой и переоденься.
Лабецкий поворачивается и уходит.
– Ну ни хрена себе, – говорит Джез.
– Тело наверху. – Реда трясет. – Сходи посмотри.
Джез поднимается наверх. Ред возвращается на кухню.
– Я не знаю, что сказать, миссис Уикс. Мне очень, очень жаль.
В глазах Камиллы вспыхивает ярость.
– Мне тоже.
Тим уткнулся в ее грудь, и его маленькие ручки плотно охватывают ее шею. Он застыл.
Видел ли Тим что-то в ту ночь или нет, уже несущественно, потому что сейчас он им ничего не расскажет. И в скором времени, достаточно скором, чтобы это повлияло на ситуацию, тоже.
102
Выбирать жертвы нетрудно, если знаешь, где искать. Базы данных полиции, списки избирателей, почтовые индексы и так далее. Поразительно, сколько информации о людях можно раздобыть, если есть желание. Я знал, что искать, и я проверял и проверял, пока не нашел их. Сперва мне пришлось идентифицировать их, а потом наблюдать за ними, убедиться, что они живут одни, проследить за их перемещениями и все в этом духе. Некоторые из выбранных первоначально – кажется, трое – не подошли. Мне пришлось отказаться от них и начать все сначала.
А те, кто был избран? В теории, когда подступал срок, их могло не оказаться на месте по тысяче причин. Они могли уехать в отпуск или еще куда-нибудь. И если к часу принятия мученического венца все они оказались в пределах досягаемости, разве не видна в этом воля Всевышнего?
Направляясь в их дома, я надеваю полицейскую форму: тогда, я уверен, они меня впустят. Возможно, было бы проще ходить в цивильном платье и показывать полицейский жетон, но это сопряжено с риском. Люди с подозрением относятся к полицейским в гражданском, ведь жетон рассмотреть трудно. Тебя могут попросить подождать у двери и позвонить в участок. Но если ты в форме, этого никто не делает.