Месть фортуны. Дочь пахана
Шрифт:
Такая перемена не осталась незамеченной малинами. Они поняли, в угрозыск попал кто-то новый, специалист, знаток законников.
В малинах прошел слух, что в Ростов из Магадана припехал сам колымский волк — Игорь Павлович Кравцов. Его пригласили для борьбы с ворами. А ему, дескать, ни знаний, ни опыта не занимать. Всю жизнь провел среди зэков на Колыме. Но работал в прокуратуре, не в ментовке. Знал Мага-, дан, но не Ростов…
— Законники ему верят. Может, какой-нибудь раскололся, засветил всех нас? — наивно предположил Пика.
И только
— Колымского волка я знаю. Он с ментами не кентуется. Это верняк. Тут кто-то из своих… А кто кроме Седого? Он — падла — ссучился! — предположил вслух. Но шпана враз загалдела:
— Седой — паскуда, но не стукач!
— Не темни, Шакал! Старика замокрил, теперь поливаешь?! Западло — жмура обсирать!
— Что трехать в пузырь! Слови на горячем, потом вякай, кто ссучился?
Шакал понял, ему не верят. А и найти Седого стало невозможно. Оставаться в Ростове было все опаснее. И малина «Черная сова» надумала покинуть Ростов поздней ночью, уехать в Новосибирск, погулять по Омску и Томску, потом махнуть в Хабаровск, Владивосток. А там видно будет, решили фартовые. И едва начало темнеть, отправил Шакал Тетю, Глыбу и Таранку взять билеты на скорый поезд.
Кенты ушли, увезя с собой багаж. Условились, что как только все будет на мази — прислать Таранку.
Шакал видел, как законники остановили такси, сели в него, укатили на вокзал.
Задрыга знала, почему именно так поступил пахан. Еще Сивуч учил, никогда не выходить из хазы всей малиной. По одному, по двое… В случае прокола кто-то все равно останется на воле, а значит, малина будет дышать. По той же причине не советовал держать общак в одном месте, в одних руках. Кого-то припутали, оставшемуся на воле есть на что канать. Особо предупреждал от ошибки, на какой сгорели многие законники — никогда, ни в одной кассе не брать билеты одному на всю малину. Трое должны это провернуть. И ехать надо в разных вагонах. Неудобно, зато безопаснее. Пока двоих — троих забирают, остальные смылись…
Всем этим советам старался следовать Шакал.
Вот и теперь, собравшись полностью, оглядывает хазу. Не останется ли тут следов пребывания малины? Но нет. Сявки постарались. И теперь ждут, когда уйдут законники, чтобы закрыть хазу, отдать ключи.
Вон и Таранка объявился. Помаячил клешней и тут же исчез.
Шакал отправил вниз Боцмана, Хлыща и Пижона, сказав, что через десяток минут возникнет на станции вместе со стремачами и Задрыгой. Законники забрали последний багаж, оставив пахану лишь саквояж, и, выйдя за дверь, быстро и тихо спускались по лестнице.
Шакал лишь на секунду задержался у двери. Он слышал, как фартовые спустились с лестницы, пошли к выходу. Он уже хотел закрыть дверь хазы, как до его слуха долетел легкий шум, защелкиванье наручников.
Шакал мигом схватил саквояж, растерявшуюся Задрыгу и, бесшумно проскочив лестницу, закинул на чердак саквояж, следом Капку, заскочил сам и, пробежав его весь, остановился перед бельевой веревкой, увешанной
Они вышли из крайнего подъезда дома. Притаились на миг. И свернув за угол, выскользнули на улицу, в ночь.
Задрыга, оглядываясь на Шакала, обвязанного платком до бровей, тихо посмеивалась. Непривычно… В таком маскараде видела отца впервые. А тот приметил воронок, стоявший неподалеку. Там, в кузове, трое кентов. Их охраняли двое милиционеров.
Шакал оглянулся на подъезд дома, где и его ожидали четверо милиционеров. Грязно выругался. Велел Задрыге спрятаться за дерево. Сам расстегнул рукав. Девчонка увидела сверкнувшее лезвие. Оно впилось меж лопаток охранника. Тот, охнув, упал ничком. Второй, склонившись над ним, — уже не разогнулся. Свалился рядом.
Шакал в прыжок оказался у машины. Звякнул отмычкой, распахнул дверь, сказал коротко
— Линяем!
Три тени выскользнули из машины. Вот пахан передал саквояж кому-то. Капку кто-то из фартовых ухватил на плечо. Несется рысаком через ночь. Далеко позади послышались милицейские свистки. Они уже никого не могли испугать.
— Нет, по железке не линяем. Попутают. Кто-то нас высветил. На колесах сорвемся, — предложил Шакал.
— А кенты? Они приморились на станции, — вспомнил Хлыщ.
— Задрыгу пошлем…
Капка вернулась скоро:
— Ждут кенты. Они на проходящий взяли. Он через двадцать минут уходит. Лягавым Не успеть.
Шакал, помедлив немного, согласился. И вскоре оказался в купе вместе с Задрыгой.
Бабьи тряпки Шакал выбросил по дороге. И девчонка, увидев отца в обычном — успокоилась. Она знала, выйди пахан в своей одежде, охрана «воронка» обязательно приметила, обратила бы на них внимание. Лишь одежда сбила с толку, выручила, помогла уйти.
Шакал темнел лицом, глядя на уходящий перрон и провожающих. Он высунулся в окно, чтобы вдохнуть побольше свежего воздуха, и тут же отпрянул от него. Прямо на перрон выскочил воронок. Из него высыпала милиция.
Свистки, крики, брань взвились столбом. Но поезд уже набирал скорость. Машинист вел состав на зеленый свет. Других сигналов он не признавал и не подчинялся им.
— Седой, курва! — вырвалось невольное сквозь зубы.
— А почему ты в того жмура не поверил? Ведь все трехают, что он — Седой! Ты один ботаешь, что тот не откинулся. Откуда знаешь? — спросила Капка Шакала.
— У фартовых своя память. Не в мурло друг друга помнили. Его изменить, как два пальца обоссать. Тому даже тебя Сивуч научил. Мы знаем дела, наколки, татуировки каждого. Доперла? Так вот у того жмура не было меток Седого. Хотя не фраер. Но в законе не был. Всяк пахан, пусть он и последний козел, метку имеет, — показал Задрыге указательный палец с выколотым тонким перстнем. — Когда выкидывают из паханов и закона, этот палец прямо на сходе отрывают мудакам. Седому тоже вырвали. А у жмура все пальцы на клешнях целы. Секешь?