Месть фортуны. Дочь пахана

Нетесова Эльмира Анатольевна

Прокуратура Ростова, во избежание непредвиденностей, решила не возить на допросы воров, и следователь сам приезжал в тюрьму.

Фартовые отказывались давать показания, мотивируя свое тем, что их замели ни за что. Без вины. Не в деле. И даже без причастности и подозрений. А, мол, за посещение ресторана в каталажку брать — западло.

— За что взяли нас лягавые? Куражились паскуды! Мало их тыздили — собак проклятых! Никаких показаний не дадим! Нам не в чем колоться. — Отказались встретиться со следователем.

—

Не в чем колоться? А сколько трупов за время схода? Все от ножевых ранений скончались. Кто убил? А меховой кто обчистил? Инкассаторов кто ограбил? — возмущалась милиция.

— Нет доказательств, что преступленья совершены задержанными людьми. Со дня их задержания прошло четыре дня. Если в течение трех последующих не найдете оснований, всех придется отпустить! — заявил прокурор города начальнику горотдела милиции. Тот чуть матом не выругался в трубку,

— Вот тебе, Санька, и цена моей работе! — уронил голову на кулаки Семен, чуть не плача от досады.

— Кого взяли? Дай список! — взял в руки листы бумаги Седой. И тут же писал:

— Олень — ограбление инкассаторов. Групповое. В деле

была вся малина. Кропленые купюры сбывали на барахолке и в пивбаре — барухе. Она же продавец — Нинка, по кликухе Рябая…

— У этой ты легко возьмешь подтверждение. Деваться некуда. У нее под прилавком мешками кропленые лежат. Тряхни ее, вякни, что иначе ей отвалишь отдых на Колыме — она всех укажет, — сказал Седой.

— А малина Жабы?

— Меховой трясли вместе с Чижом и Решкой. Товар у барыги. Адресок имею. Спустить вряд ли успели, — поставил галку перед кликухами Седой.

К утру обо всех вспомнил. Семен отдал список в милицию и вместе с начальником угрозыска поехал добывать доказательства. Он не очень полагался на память Седого. У того, после избиения на разборке, часто болела голова, случались приступы тошноты и головокружений. Врачи не рекомендовали загружать Седого работой через меру. Предупреждали не будить и не тревожить его память.

Но именно она могла стать залогом спокойного завтрашнего дня и для Земнухова. Потому приходилось пренебречь советами.

Когда все доказательства были собраны и переданы в прокуратуру для предъявления обвинений, Семен ликовал. Лишь Седой молчал настороженно. Он ждал, что предпримут фартовые.

А в Ростов приезжали законники. Седой это чувствовал, улавливал из рассказов Семена, какой делился с Земнуховым всеми событиями, происходящими в городе.

— Сегодня ночью странный случай произошел. В тюрьме все собаки обоняние потеряли. Разом. И самое удивительное, что их за пределы территории не отпускали. Какая-то болезнь их поразила. Глаза слезятся, пленкой покрываются, корм не чуют, и не слышат. Вялые ходят, как тени. Голосов не слышно — не лают. И не бегают. Ветврача вызвали. Ничего не может определить. А собаки с ног валятся.

—

Охрану тюряги усильте! Это законники поработали. Сегодня нагрянут в гости. Собак — они достали, чтоб не мешали. Теперь до охраны доберутся. Предупреди своих.

В эту ночь территорию зоны осветили не только лампочки, а прожекторы, не выключавшиеся ни на минуту. Охрана была дополнительно вооружена, ее число увеличено вдвое.

— Ночь прошла спокойно, — сказал утром Семен. И добавил:

— Но половины собак не стало. Околели. Остальные, если и выживут, на охрану тюрьмы уже не годятся. Придется новых привозить.

— Никто чужой не заходил в овчарник? — поинтересовался Седой.

— Исключено! Псы любого живьем загрызли бы!

На следующий день он пришел растерянный, сказав, что не смог сегодня приехать в тюрьму. Обе дороги к ней испорчены. Правда, дорожная служба уже работает. Обещают к утру отремонтировать.

— Но вот удивительно, кто мог знать, что под этой дорогой пустота? И в том месте почва провалилась. Несущие опоры, крепежные стойки, плиты — все рухнуло. Будто вмиг поржавело! — рассказывал Семен.

— Фартовыми не рождаются. Ими становятся! Я тебе про то трехал. Среди них такие спецы имеются, каких трудно найти у фраеров. Хотя, кто знает, может, законники и пальцем не прикоснулись к этой дороге.

— Я тоже сомневался. Но вторая, объездная — шла по искусственной насыпи. В объезд водохранилища. Так эту дорогу — размыло. Участок, конечно. На полкилометра. И не проехать. Водохранилище сброс дало. С чего бы ради? Дождей целый месяц нет. И вода, надо ж какая ушлая, ни куда-нибудь, тюремную дорогу перерезала. Течь открылась. Прямо-таки совпадение подлостей, едрена мать! — не сдержался Семен.

— В городе спокойно? — прервал Седой.

— Кой там покой? — досадливо поморщился Семен и, закурив, продолжил:

— Двоих наших сегодня убили. Поехали на обыск к барухе. Старая бабка, ей уже семь десятков, приторговывала ворованным барахлом. Решили ее ребята проверить. Не приняла ли она к себе временных жильцов. Ну, под видом обыска хотели внезапно нагрянуть. Уж не знаю пока, как там случилось? Только долго они не возвращались с задания. Оказались мертвыми. А старухи — не было. Никого! Ребята, было видно, не успели начать обыск.

— На перо их взяли? — спросил Седой.

— Нет! Ни ножом, ни пулей убиты! Не задушены. Патологоанатом сказал странное — велосипедной спицей. Оба! Вот тебе и бабушка-старушка! Приютила малину! Саму ее по всему городу искали и никаких следов! Может, и ее отправили гости на тот свет? И закопать успели?

— Это ты зря! Старая плесень кому сдалась? Лишний грех- на душу никто не возьмет! Да и не опасна она, если была барухой. Приморят на время в богадельню и все тут. Она и не допрет, что у нее на хазе стряслось.