Месть хомяка
Шрифт:
Я с сомнением посмотрел на пробирку, затем на гнома, который боролся с постоянно падающей на глаза длинной шелковистой челкой, вздохнул и выпил плещущуюся в пробирке жидкость. Хм, неплохо, почти как карамелька, правда немного захотелось пожужжать, найти меда и срочно покусать летающих на шариках медведей, а так вполне норм.
— И как? — с надеждой в голосе спросил завуч.
— Вкусно, — честно признался я, заставив того резко погрустнеть и вновь склониться над тетрадкой, быстро покрывая её страницу непонятными мне каракулями.
— Господа, ик, — Крис тактично прикрыл ладошкой рот, выпустив сквозь пальцы струйки дыма. — Средства для волос — это хорошо, но что там с моей сестрой,
— Похоже, что именно там, где написано, — развел руками Гаймерыч. — В так называемом мире сказок и легенд.
— И где он находится?
— А нигде и одновременно везде. Мир сказок и легенд — это миф, набор побасенок для юных волшебников-недоучек, научный казус, теория.
— Ага, и сегодня это казус щелкнул нам по носу, — усмехнулся я, мысленно прикидывая похож ли Дорофеич на медведя и не заныкал ли он где крынку ароматнейшего липового меда.
Снова захотелось пожужжать, бананов и торта с лапками кроликов. Блин, еще одна фобия в копилку. Ух уж мне эти маги — естествоиспытатели, экспериментаторы фиговы. Вот стану динозебром обязательно сожру парочку, причем вместе с халатами и палочками…волшебными палочками. Хотя не, палочки скорее выплюну, во избежании, так сказать, эксцессов на выходе.
— … однако если предположить, что все это ни чья-то дурацкая шутка, а правда, то это мало чего меняет, — продолжал меж тем завуч, а я, наконец решив, что Дорофеич все же не похож на медведя и меда у него явно нет, а если и был, то наверняка весь ушел на изготовление крепленных напитков, перенес все внимание на Гоймерыча.
— А почему это ничего не меняет, место-то мы уже знаем? — не унимался Крис.
— Молодой человек, — завуч вздохнул. — Я могу долго распинаться, приводить выкладки, рисовать формулы, но скажу по-простому — мы незнаем, где находится эта страна легенд и понятия не имеем как туда попасть.
— Однако тот, кто писал эту записку явно думал по другом, — вклинился в разговор я. — Так что возможно кто-то знает, или мы знаем то что думаем, что не знаем, то тем не менее это нам известно.
— То есть нам известно то что мы не знаем, а посему мы думаем, что не знаем, но все же знаем, но не осознаем.
— В точку, профессор, — кивнул я, двумя пальцами возвращая отвисшую челюсть Криса на место. — Посему мы должны узнать, что не знаем и тогда поймем, что нам надо делать, чтобы точно установить координаты искомого места.
— Что ж, это вариант, — согласился Гоймерыч. — Предлагаю расспросить всех, кого можно, но осторожно, ибо можно предположить, что у нашего таинственного похитителя в академии есть свои глаза и уши.
— И хвост, — добавил я.
— Какой хвост? — не понял завуч.
— Большой, пушистый и обязательно песцовый.
* * *
Вечор пришел пора подрыхнуть, вот только сна не было ни в одном глазу и вообще любой другой части организму. Вот и приходилось сидеть на кровати, наблюдая за прыгающей туда-сюда по перилам балкона небольшой желто-синей птичкой каго. Прыг…прыг…в одну сторону…разворот, прыг…прыг обратно и все по новой.
— Может хоть споешь что, или прочирикаешь? — пробормотал я после очередного «обратно» ощущая в глазах уже некоторый разбег в разные стороны и небольшую косизну.
— Каго? — поинтересовалась птичка, притормаживая и склоняя голову набок.
— Не каго, а чего, — буркнул я. — Грустно, душа песни просит. Может чирикнешь что-нибудь.
— Каго? Каго? — не то переспросила, не то возмутилась птичка и тут же, вспорхнув, унеслась в подступающую ночь.
Ну и ладно. Я прикрыл балкон и растянулся на кровати, смотря в потолок, а мой взгляд практически
— Господин, вы не спите?
Юная драконица шагнула в открывшуюся балконную дверь, поблескивая серебром покрывавшего её тело чешуи, что целомудренно прикрывала все нужные места, оставляя открытым, так сказать, общие планы, кои невольно заставили напрячься мою несколько больную фантазию.
— Лиция, ты это что?- обеспокоенно спросил я, быстро натягивая одеяло, ибо ромашки на моих трусах неожиданно решили стать устремленными в небо кипарисами.
— Я пришла спеть вам песнь…песнь любви.
— В смысле? — я еще плотнее запахнулся в одеяло, нутром чуя, что ромашковое поле может дать неожиданный росток.
— Это такая традиция, — драконша остановилась напротив меня и, опустившись на пол у кровати, уселась там, поджав ноги. — Прежде чем зачать потомство, мы поем песню главе нашего клана и, если она ему по нарву, он дает согласие.
— А я тут причем?
— Ты дал нам кров, ты даешь нам пищу и заботу, я признаю тебя главой, — она склонила голову. — Слушай песнь.
Тихий рык, потом утробный звук, идущий откуда-то изнутри, который усиливался с каждой секундой и вдруг сменился прекрасным юным голосом, что пел совершенно на незнакомом мне языке. Песня завораживала, она то уносила в небесную высь, то ныряла в темные глубины земных пещер, текла серебристыми струями воды, сияла лучами неизвестных светил, она звал и манила, а потом резко оборвалась.
— Как вам? — тихим голосом спросила Люция.
— Обалдеть, — только и смог выдавить я. — Почему Эль никогда так мне не пела?
— Не знаю, — пожала плечами драконица. — Крис и Эльфира принадлежат к высшим драконам, а я из расы серебрянокрылов, мы немного другие и из-за этого семья Криса не хочет меня принимать, но вы дали нам кров…
Она поднялась, шагнула ко мне и, наклонившись, чмокнула в щеку.
— Спасибо. Пойду скажу Крису, что песнь понравилась вам, — она шагнула к балконной двери, но остановилась и, обернувшись, добавила: — Я слышала про вашу беду, но не верю, что вы превратитесь в зверя, я не чувствую в вас зла.