Месть Клеопатры

Каунитц Вильям Дж.

Хайес бросил взгляд на мутное пятно света на экране.

— Никакой я, к черту, не осведомитель.

Человек с седой прядкой улыбнулся и кивнул парням, стоявшим за спиной Хайеса. Те схватили самого красивого и самого обаятельного выпускника 1969 года и силком потащили на авансцену.

Скорчившись в бессильной попытке прикрыть наготу, Хайес посмотрел туда, где находились невидимые ему зрители, и сделал несколько неуверенных шажков вперед, теша себя надеждой, что, возможно, ему еще удастся отсюда вырваться. Он пытался рассмотреть, где находится, но видел только кромешную тьму да белый луч включенного

кинопроектора на экране. «Что же они собираются делать? Должно быть, в зале сидит снайпер. Да, наверняка именно так! Они собираются застрелить меня, едва я попаду в луч проектора. Значит, надо проскользнуть под лучом, пригнувшись, и броситься прочь».

Подойдя к снопу света, он остановился. Оставаясь в неподвижности, он понаблюдал за сотнями плавающих в луче пылинок. Затем пригнулся, намереваясь быстро прошмыгнуть в сторону. Из темноты послышалось зловещее шипение, и некое чудовищное существо набросилось на него и повалило на пол.

Луч проектора скользнул вниз; тишину взорвали истошные вопли Хайеса. Оранжево-зеленая анаконда, толщиной в мужскую ляжку и длиной примерно в пятнадцать футов, оплеталась вокруг его бедер; остроконечная голова оканчивалась раздвоенным языком; взгляд змеиных глаз был неотвратимо нацелен на Хайеса. Змея без видимых усилий оплетала тело Хайеса своими кольцами, доставляя ему непереносимую физическую боль. Он принялся бороться с нею, но чем сильней боролся, тем крепче сплетались у него на теле могучие кольца.

Торговцы и их клиенты, вытаращив глаза, в оцепенении наблюдали за тем, как гигантский удав дюйм за дюймом выдавливает жизнь из Йордона Хайеса. Следили за этим и секретные агенты, бессильные помешать происходящему. Во всем кинотеатре телефоны были предусмотрительно отключены; сбытчики в наши дни обходятся радиотелефонами и устройствами вызова на телефонную станцию.

Один из агентов поднялся со своего места и бросился в вестибюль. Ему было известно о существовании телефона всего в полутора кварталах отсюда. Но охранник одного из наркобаронов преградил ему путь:

— Куда это ты так торопишься?

— Терпеть не могу долбанных змей. Понимаешь, мужик.

— Возвращайся на место. Можешь сидеть с закрытыми глазами.

Наркоман, перегнувшись через перила балкона, заорал:

— Вот это да! Вот это да!

Левая рука Хайеса высвободилась из захвата и беспомощно взметнулась вверх. Из его рта вырывались булькающие, сдавленные звуки. Последняя судорога, и он окончательно обмяк.

Анаконда распустила свои кольца и победно подняла голову над головой жертвы. В ее широко разверстой пасти была часть головы поверженного ею человека.

Одну из проституток вытошнило.

Фионе Ли только что исполнилось двадцать пять. В качестве подарка себе самой на день рождения она коротко подстригла платиновые волосы, сделала маникюр в салоне на Вашингтон-стрит и купила платье и шелковые трусики.

Вчера около полудня главный инструктор Полицейской академии по физической подготовке сержант Нири подошел к ней в гимнастическом зале и велел явиться к нему сегодня, в субботу, в шестнадцать часов, причем в штатском.

Она подумала, что речь пойдет о ее назначении в цепь заграждения вдоль Пятой авеню в порядке подготовки к воскресному

визиту президента страны, поэтому надела джинсы, черную рубашку с открытым воротом и тяжелые уличные туфли. Лифчика она не надела и краситься тоже не стала. Но сейчас, следуя за Нири на запретную для учащихся территорию пятого этажа в западном крыле здания Академии, она почувствовала внезапную неуверенность. Новобранцам вход сюда был и вовсе заказан.

Нири, пройдя первым, открыл дверь в один из здешних кабинетов и пригласил ее войти. За письменным столом она увидела незнакомого ей высокорослого мужчину. Бурке предложил ей сесть в кресло у стола, продолжая перелистывать лежащее перед ним пухлое досье.

— Вижу, что вы в прошлом никак не были пай-девочкой.

Фиона виновато потупилась — это выражение она подсмотрела в кино — и ничего не ответила.

— В четырнадцать лет вы ранили учителя, ударив его ножом в руку.

Гнев вспыхнул в ее карих глазах.

— Я осталась после уроков на дополнительные занятия по математике. И извлекала квадратные корни у себя за партой, когда он заявился и начал приставать ко мне.

— Может быть, вам почудилось.

— Ага, почудилось. Он прекрасно понимал, чего хочет. Я сказала ему, чтобы отвалил, но он еще круче взялся за меня. А через два года его посадили за то, что он отсасывал у маленьких мальчиков.

— Но сначала вас поставили на учет как потенциально опасного подростка.

Она в ярости вскинула вверх брови. И процитировала по памяти:

— «Постановка на учет как потенциально опасного подростка не является уголовным наказанием и не может быть использована против подвергнутого этой процедуре каким-либо образом, способом или методом».

— А кто так сказал?

— Закон так сказал.

Верзила Паули, подавив улыбку, продолжил рыться в досье.

— В шестнадцать лет вы стукнули продавца в магазине по голове бутылкой содовой, сломав ему нос и разбив бутылку. На основании его заявления вас арестовали, но в этом случае все обошлось: он свою жалобу отозвал.

— Потому что я подрабатывала в супермаркете во внеурочное время. Я как раз была на складе, когда он явился туда и начал ко мне приставать.

Он смерил ее взглядом:

— Вы что, мужчин не любите?

— Очень люблю, только они должны сначала попросить.

Откинувшись в кресле, Бурке заложил руки за голову и вытянул под столом длинные ноги.

— Согласно анкете, вы бегло говорите по-испански и немного — по-немецки. И, кроме того, имеете летные права.

— У моего отца было аэротакси на Лонг-Айлейнде. Я управляюсь с самолетом с пятнадцати лет. — Она подозрительно посмотрела на него: — А почему вы не говорите мне, кто вы такой и зачем меня сюда вызвали?

— Меня зовут инспектор Пол Бурке. Мне хотелось бы понять, почему вы надумали стать офицером полиции.

— Работа как работа.

— Нет, юная леди, это не просто работа.

Она откинула волосы со лба.

— Мне хочется помогать людям, в особенности — детям.

— А вы представляете себе, сколько детей появляется на свет наркоманами? Уже от рождения?

— Великое множество. А в нашем городе — самый высокий процент во всей стране.

Тихим голосом и уже совершенно серьезно он спросил: