Месть Крестного отца
Шрифт:
Почти всегда.
— Босс? — позвал Альберт Нери.
Подошли трое охранников, и он велел им занять позиции и прикрыть его сзади. Затем открыл дверь и осторожно ступил внутрь, освещая комнату фонариком. Обладая совершенными рефлексами, с фонарем в руках он был опасен, как другие с револьвером. Нери убил им сутенера в Гарлеме, который зарезал женщину и насиловал ее двенадцатилетнюю дочь. По словам свидетелей, полицейский вырубил его, а затем проломил череп. Начальники Альберта выдвинули ему обвинение в убийстве. О расправе прослышали Корлеоне. Они подергали за веревочки, и дело закрыли. Нери забрал фонарь из камеры хранения улик, ушел
Нери включил свет.
Кровать была пуста. На полу валялся клубок простыней и одеял. Рядом осколки стакана из-под сока.
— Майкл?
За кроватью что-то зашевелилось.
Майкл Корлеоне медленно поднялся, потирая голову.
— Мой дон, — произнес Альберт. — Вы напугали нас. Все в порядке?
— Да. Что бы ни случилось, не свети мне в глаза этой штуковиной.
Нери опустил фонарик. Дон весь взмок и побледнел, словно залитый лунным светом. Он выглядел чертовски не в порядке.
— Вы… э… один? — Нери вытянул шею, выискивая глазами посторонних. Заглянул в туалет. Все на месте. — Был шум…
— Аль, я в порядке. Спасибо за беспокойство.
Будь здесь Рита, Майкл не стал бы этого скрывать. Она появлялась в доме и раньше.
— Так дело в сахаре? — спросил Нери. Диабет. Стакан с соком. Все вязалось, в какой-то степени. — Принести вам таблетки или фрукты?
— Не надо. Дело не в этом. Понял?
Альберт кивнул.
— Осторожней с шелковыми простынями, — предупредил он. — Чертовски скользкие.
— Постараюсь не забыть, — сказал Майкл и попытался улыбнуться.
У Нери в голове не укладывалось, как один человек мог наделать столько шума, но перечить Майклу Корлеоне было не в его правилах.
— Кстати, с днем рождения.
— Испеки мне торт, если хочешь, — буркнул Майкл, — но о грохоте больше ни слова.
Он опустился на кровать. Корлеоне стал национальным героем отчасти благодаря своей внешности — красив как киноактер, — но посреди ночи и на близком расстоянии выглядел старше своих сорока лет. Левая щека неровно обвисла: результат пластической хирургии. Лицо пришлось зашивать после схватки с капитаном полиции. Волосы резко поседели, и при правильном освещении это смотрелось экстравагантно, но не сейчас. Он постоянно испытывал жажду и мочился невыносимо долго, как старик. Однажды Рита — госпожа Маргарита Дюваль, актриса, с которой Майкл временами встречался, — поделилась с Нери, что у Майкла бывают проблемы в постели. «С каждым случается», — ответил Альберт, скорей из солидарности. Мысль об импотенции приходила к нему в голову только в нетрезвом состоянии, а не напивался он со времен службы в полиции.
— Нет, торту меня не получится, — сказал Нери. — Придется подождать, пока Конни испечет. Хотите кофе?
— Сколько времени?
Альберт взглянул на часы.
— Почти пять. Думаю, вам стоит поспать.
Сегодня, впервые после возвращения крестного отца в Нью-Йорк больше года назад, должно состояться собрание Комитета, правящего совета «Коза ностры». Приготовления заняли у Майкла несколько недель.
Он потер лицо и закрыл руками.
— Какого Черта, — спокойно произнес он, не отнимая рук.
Было сложно понять, что он имеет в виду: Какого черта тут произошло?или Какого черта ты спрашиваешь? Конечно, иди и сделай кофе.
Нери развернулся и пошел прочь по коридору. Какого черта. Даже если Майкл ляжет спать, Альберту уже не
И он не собирался пить то фильтрованное пойло, что Конни делает в просторной кухне. Нери не умел готовить, но насчет кофе был весьма щепетилен.
Он отвел охранников обратно к лифту, не замечая собственной наготы.
— Ложная тревога, ребята, — сказал Альберт, сам в это не веря. — Все путем.
Глава 7
Джонни Фонтейн прилетел в Нью-Йорк за день до парада. Со старшей дочерью Лизой он пошел спокойно отобедать в крошечный итальянский ресторан в Гарлеме, где готовят bucatini all’amatricianaне хуже, чем мама, да покоится она с миром. Чтобы попасть в это заведение, необходимо купить столик. Проблем не возникает только у тех, кто знает влиятельных людей или сам является влиятельным человеком. Лиза, не раз страдавшая от отцовской популярности, обожала ресторан: внимание, изысканные блюда, роскошные цветы. Она училась на втором курсе в Джуллиардской музыкальной школе. Поначалу Джонни не хотел отпускать дочь, девушку столь юного возраста, в Нью-Йорк одну. Однако Джуллиард — это Джуллиард, и робкая Лиза на сцене за пианино, расправив плечи, убрав за ухо черные длинные локоны, озарялась светом, когда пальцы танцевали по клавишам. Джонни присматривал за ней. Навещал каждый раз по приезде в Нью-Йорк и старался делать это чаще. Она притаскивала отца в места, куда он сам бы ни за что не пошел, типа трогательной постановки «Балкона» Жана Жене, где весь мир — сумасшедший бордель. Еще он водил ее на бокс и в джазовые клубы. Теперь отец и дочь были ближе, чем за все время после разрыва с Джинни. Лиза вышла из своей скорлупы и из-за пианино. Джонни тревожила и одновременно радовала эта перемена. Пару лет назад она вряд ли бы захотела сопровождать его на параде.
Они пили кофе и ждали десерта — ломтика sfogiatellaна двоих. Лиза начала что-то говорить и вдруг замолчала. Джонни поинтересовался, в чем дело, и дочь ответила: ни в чем. Если Фонтейн что и понимал в женщинах, так это когда они хотят начать серьезный разговор.
— Выкладывай. Ты можешь рассказать папочке что угодно.
Произнеся последнюю фразу, Джонни понял, что это строчка из прослушивания на телевизионное шоу, в котором он мог сыграть компанейского папашу из провинции. Роль ему не досталась.
Лиза положила руки на стол и закрыла глаза. Она сидела так пару минут. Джонни ждал. Второе правило в общении с женщинами: не мешай им помолчать.
— Пап, — произнесла Лиза полушепотом. — Это правда? Хоть на йоту?
Было больно слышать от дочери такой вопрос. В то же время Фонтейн восхищался дерзким взглядом. Вся в отца.
— Нет, — ответил он. — Не смеши меня. Я не гангстер. И не работаю на гангстеров.
Она кивнула.
— Если в Америку приедет еврей, ирландец или поляк и станет вкалывать, устроится на уличную работу, как все иммигранты, а потом построит крупный бизнес или сделает политическую карьеру, его будут считать воплощением американской мечты. Однако когда то же самое происходит с итальянцем, его тотчас называют гангстером.
— Не любого итальянца.
— Открой глаза, — возразил Джонни. — Любогоитальянца. С каждым из нас, добившимся успеха, такое происходит.
— Некоторые из этих людей и в самом деле… — Лиза не хотела произносить слово «гангстер».
— Неужто? К примеру, Вито Корлеоне был моим крестным отцом. Он пришел в церковь и дал святую клятву заботиться обо мне, что и делал, как и дядя твоей матери… водопроводчик, как же его звали?
— Поли.