Месть мертвеца
Шрифт:
— Ну, вообще-то… да. Но пусть это не кружит тебе голову.
— Такое действует вовсе не на голову.
— Я это чувствую. — Я облизнула большой палец и провела им по головке члена.
— О господи!
Я сделала это снова. На этот раз он просто втянул в себя воздух.
— Продолжай.
И я продолжала, а потом он нашел, чем ублажить меня, и мы делали это по очереди до тех пор, пока не стали готовы соединиться снова.
На сей раз получилось даже лучше, и мы достигли высшей точки одновременно.
Толливер заснул почти сразу же после того, как мы закончили, и, снова воспользовавшись его фуфайкой, я заснула тоже.
Я спала очень глубоко, и оглушающий треск застал меня врасплох. Вообще-то он напугал меня так, что я чуть не завопила.
— Дерево упало, — заметил Толливер. — Это было дерево. Крепись, детка, оно свалилось не на нас.
Мы натянули всю одежду. Толливер отверг фуфайку, заметив только:
— Влажная, — и нашел свой чемодан, пошарив в том месте, где он должен был быть.
Толливер сказал, что нашел другую фуфайку, и я услышала, как он продолжает копаться в чемодане.
Я сползла с постели с другой стороны и попыталась найти свою обувь.
После множества «Ой!» и «Где ты? Я нашел фонарь» мы наконец снова очутились вместе и подошли к окну.
Толливер включил фонарь, и мы посмотрели, что творится снаружи. Фонарь походил на большой прожектор, Толливер раздобыл его вчера в «Уол-марте». При свете его стало видно, что сосна, которая так беспокоила Гамильтонов, и вправду упала под тяжестью льда. Но по какой-то невообразимой причине она упала под углом и перегородила подъездную дорожку Гамильтонов. У меня было ужасное чувство, что их машина оказалась под упавшим деревом.
— Как с виду их крыша, в порядке? — спросила я.
Но мы не смогли разглядеть.
— Думаю, я должен пойти туда и проверить, все ли с ними хорошо, — сказал Толливер.
— И я пойду.
— Нет, не пойдешь. Со сломанной рукой ты не пойдешь разгуливать по скользкому льду. Если там что-нибудь случилось, я вернусь и захвачу тебя. Эй, а как твоя рука? Мы не слишком ее помяли?
— Нет, с ней все в порядке.
— Значит, так: я вернусь через несколько минут.
Я не могла спорить, потому что он хотел, чтобы я осталась по вполне резонным причинам.
Я ждала в холодном доме, а Толливер спустился по скользкой обледеневшей лестнице и начал медленно продвигаться через передний двор нашего дома к дому Гамильтонов. Я помешала горящие поленья и добавила еще одно, а потом подтащила к окну кресло и завернулась в одеяло.
Часть меня сосредоточилась на том, чтобы следить за фонарем в руке Толливера, а другая часть стояла чуть в стороне и со смесью ужаса и восхищения вопила: «Ты только что переспала с Толливером! Ты только что переспала с Толливером!»
Только время покажет, трахнули ли мы — в буквальном смысле слова —
Я резко оборвала бессвязный внутренний монолог и увидела, что Толливер с трудом пробирается к двери дома Гамильтонов, потому что ему мешают ветви дерева.
С большими усилиями я открыла окно. Открывать его одной рукой было невероятно трудно.
— Тебе нужно, чтобы я спустилась помочь? — окликнула я. Мой голос звучал тревожно.
Я почувствовала, как Толливер удержался от ответа, что это последнее, в чем он нуждается.
— Нет, спасибо! — крикнул он в ответ с удивительным самообладанием.
При одном звуке его голоса у меня перехватило дыхание. В нем было что-то другое, совсем другое. Внезапно исчезло напряжение, которое раньше всегда делало его немного натянутым.
А я, ставшая мечтательной и рассеянной, как девочка, впервые поцеловавшаяся по-французски, заставила себя вернуться в настоящее.
Дверь дома Гамильтонов открылась, и я увидела Теда. На нем была смехотворная с виду шляпа, но на самом деле он поступил очень умно, надев ее, учитывая, сколько тепла человек теряет через голову. Они с Толливером обменялись несколькими словами, а потом Толливер начал пробираться обратно к нашему временному дому.
Когда он взобрался по лестнице, я открыла дверь, и он ввалился внутрь.
— Господи, какая там холодина, — сказал он и прямиком направился к огню.
Добавив еще несколько поленьев, он постоял там, приблизив лицо к огню так, как только можно было приблизить, не опалив усы. Он закрыл глаза, наслаждаясь блаженством тепла.
— С ними все в порядке?
— Да. Они вне себя от злости. Тед сказал несколько слов, которые, думается, приберегал со времен корейской войны. Я был рад, что не член семьи Макгроу. Вообще-то он заявил, что подаст в суд.
— Интересно, есть ли у него шанс в суде?
Толливер вытянул руку и сперва наклонил ее в одну сторону, потом в другую.
— Я хочу сказать, что это, конечно, нелепо, но ты же знаешь, какой бывает система правосудия.
Мы замолчали, глядя друг на друга.
— Ты сожалеешь? — спросил он.
— Нет. А ты?
— Мы должны были сделать это уже давно. Ты все время продолжала говорить, что я должен тебя оставить. Я не знал, на самом деле ты этого хочешь или нет. И наконец решил — или пан, или пропал. А ты что думала?
— Я думала, раз я так сильно тебя люблю, то не должна удерживать тебя рядом, и ты не должен понять этого. Я думала, тебе это может показаться отвратительным или нездоровым. Или… ты можешь почувствовать своего рода жалость ко мне и ответственность за меня, что будет еще хуже.