Месть моя, или сбежавший жених
Шрифт:
А в соседней палате надрывался от крика ребёнок — девочка, потому что медсестра не имела возможности постоянно находиться с ней рядом, в отличие от мам, которые были со своими детками.
У меня от взгляда на девочку сердце разрывалось от боли. Я рассказала об этом инциденте Виктору, и он обещал обратиться к радиослушателям, чтобы помочь ребёнку найти родителей.
Вскоре меня с Андреем на крыльце роддома встречали родители и Виктор. Всё, как положено: цветы, разноцветные шарики медперсоналу, мне. Мы сразу поехали в Энск, как я и обещала родителям, по
— Доченька, почему ты до сих пор не согласилась выйти за Виктора замуж? — сердито проговорила мама. — Ведь сколько раз тебя просила об этом.
— А, может, это Виктор сопротивляется, не я?
— И ему говорила. Он всегда усмехался: «Всё зависит от Ксюши». Не тяни, чтобы потом не пришлось Андрюшу усыновлять.
Я вообще-то уже давно решила для себя: получу статус матери-одиночки — и все дела, ничего постыдного в этом не видела.
Что делать, если у моего ребёнка не задалось с отцом? Сразу после рождения Андрея я отправила Диме короткое SMS: «Поздравляю с рождением сына!» В ответ получила сухую фразу: «Поздравляю, в июле приеду в отпуск, тогда поговорим». И всё.
Вот так живёшь рядом с человеком, знаешь, кажется, его всю жизнь, можешь спрогнозировать любой поступок, а потом он открывается тебе с такой стороны, что и сомневаешься уже: этот ли человек спасал тебя от хулиганов, нёс целый километр на руках, когда ломала ногу, навещал в больнице, когда лежала с пневмонией, помогал в учёбе, когда из-за болезни здорово отстала от программы, и пытался рассмешить, когда на душе было грустно. Ч и т а й на К н и г о е д . н е т
Хорошо, что кроме родителей и подруг, у меня был Виктор.
Нельзя сказать, что я не думала о его предложении выйти за него замуж. Думала, ещё как.
Сколько там времени формируется привычка? Психологи говорят три недели. Но прошло во много раз больше после первой встречи с ним там, на радио.
Я не понимала: то ли сформировалась привычка к парню, то ли я влюбилась в него, однако очень скучала, если не видела Каюрова около недели.
«В конце концов, когда любят, не задумываются об этом чувстве, просто любят. А если я начинаю думать, значит, не люблю — и это просто привычка. Но и с привычкой люди живут вместе очень даже неплохо, — рассуждала я. — Может, на этом основании всё же выйти за Виктора замуж, если мне без него так плохо?»
Придя к такому выводу, я спокойно вздохнула, и решила согласиться, если Виктор снова позовёт замуж.
По приезде домой пока мама забавлялась с Андреем, я ненадолго задремала, просто куда-то провалилась и всё, а потом проснулась, как от толчка.
Глаза открыла и некоторое время лежала, чувствуя, как колотится сердце. В сознании ещё мелькали обрывки сна, какого-то непонятного, страшного.
Окончательно проснувшись, я заволновалась, не понимая, почему Виктор задерживается на работе. Он предупреждал,
Я, взглянув на молчавший телефон, решила позвонить сама, но абонент был не абонент, как обычно, вне зоны — Виктор отключал гаджет, если была важная встреча. Однако не может ведь интервью продолжаться четыре часа?
Я сидела на диване, ощущая смутную тревогу, и не знала, что с этим делать.
Постепенно из-за надвигающегося приступа панической атаки сдавило горло — так всегда бывало, когда волновалась, и только-только я справилась с этим состоянием, как услышала рингтон, поставленный на номер Виктора. Уф, наконец-то. Но это был не мой парень.
Звонивший мужчина представился лейтенантом ГАИ Куприяновым:
— Вы жена Виктора Каюрова?
Я прокашлялась и прохрипела:
— Не-ет, не жена. А что случилось? — я вновь начала ощущать некоторый дискомфорт и замерла в ожидании.
— В телефоне вы записаны у Каюрова как «Любимая», потому и позвонил вам.
— Да говорите же, — прокричала я срывающимся голосом. — Что с ним? — У меня задрожали руки, и я, едва не выронив телефон, сжала его настолько, что на пальцах побелели ногти.
Глава 45
Лейтенант Куприянов сухо сообщил, что Виктор попал в аварию: какой-то нетрезвый водитель на легковушке подрезал его машину, в результате Виктор въехал в столб.
У меня внутри всё похолодело, сердце ухнуло куда-то вниз, а мозг отказался воспринимать информацию.
Этот лейтенант говорил таким официальным тоном, без всякого сочувствия, что на душе становилось ещё больнее и страшнее. Он бесконечно повторял: «Попал в аварию, попал в аварию», не объясняя, что с Виктором.
— Да поняла уже, — крикнула я. — Каюров жив?
— Он в городской больнице скорой помощи. Жив, но в тяжёлом состоянии.
Я умылась и только тогда выдохнула: жив, главное, жив.
По пути в больницу я как-то держалась, уговаривала себя, зная, что нужно будет встречаться с врачами, решать какие-то вопросы, возможно, думать за двоих, ведь непонятно, в сознании парень или нет.
В Энске Виктор совсем один, друзья не в счёт, мать давно умерла, а отца он никогда не знал, правда, в краевом центре живёт тётя, у которой он обычно останавливается, когда бывает в городе, но пока я решила не тревожить пожилую и больную женщину: всё взяла на свои плечи.
Когда увидела Виктора в палате такого беззащитного, слабого и больного, рухнула на стул и несколько секунд смотрела, словно не в силах поверить, что жив, а потом разрыдалась прямо на его груди, позабыв, кто из нас пострадавший, что за Виктором надо ухаживать и поддерживать его, а не расстраивать.
«Нельзя плакать», — убеждала я себя, но ничего не могла с собой поделать. И глотала слёзы, и глотала.
Ему каждое движение давалось с большим трудом, он едва мог шевелить руками, но всё-таки сумел меня приобнять и через силу проговорить, глотая окончания трудных слов: