Месть невольницы. Истинная для дракона
Шрифт:
— А если нравятся все — значит, никто конкретный, Арсель. Я не могу запретить тебе заводить случайные связи, и здесь это обычное дело. Но на моей родине чаще все иначе. Это тут гаремы, все дела.
— Расскажи.
— На Земле люди стараются найти своего человека и создать с ним семью, а несерьёзные отношения осуждаются. Хотя, признаться, многие тоже ведут себя вполне свободно.
— Ты говоришь об истинных парах?
— Нет, у нас такого нет. Только здесь. Но разве тебе не хочется встретить ту единственную, для которой ты станешь всем миром, а не одним из толпы, просто подарившим мимолетное удовольствие?
— Эммили…
— Я не призываю тебя хранить целибат, — она рассмеялась, — просто озаботься, пожалуйста, тем, чтобы не плодить наследников по всей стране. И если хоть однажды я услышу, что ты кого-то обидел или ввел в заблуждение, а потом бросил, ты меня знаешь.
— За ухо оттреплешь?
Принц весело захохотал и прижал её к себе, снова вдыхая запах её волос.
— Ни одна даже самая красивая девушка не сравнится с тобой. И не пахнет, как ты. Я чувствую тебя издали, точнее, мой дракон.
— Твой дракон, похоже, бабник, а ты, я точно знаю, однажды встретишь ту, что будет гораздо лучше меня, и пахнуть будет вкуснее. Пусти уже, Арсель. И позови Эльму что ли, чтобы принесла нам завтрак в твою комнату. Оставим дверь открытой, чтобы я не переживала, что Амана выкрадут.
— Давай позову к нему Арлана, а мы спустимся в гостиную?
— Хорошо. Я пока умоюсь. И прекрати так широко улыбаться, раздражаешь.
Она шутливо толкнула его кулачком в грудь, и вернулась в свои покои, чтобы привести себя в порядок. Теперь, кажется, они будут обсуждать не только проблемы страны и свои внутренние переживания, но и личную жизнь принца.
Даже удивительно, каким серьезным он кажется со стороны, во время советов, военных кампаний, при решении важных вопросов, на тренировках. И каким ребенком становится рядом с ней, позволяя себе дурачиться, говорить о чем угодно, не стесняясь, доверяя. А она ещё боялась звать его во дворец… Как стыдно. Никогда ему в этом не признается. По всему выходит, что она для него — семья. Та, которой у него никогда не было. И так вышло, что во всем этом мире только они втроем с Аманом — родные друг другу, а остальные словно за скобками.
Формально госпожа Алья является Арселю тоже родственницей, как и Аману, будучи двоюродной сестрой их отца и деда соответственно. Только вот теплоты и понимания от неё не дождаться. Да оно им и не нужно. Хотя… Надо бы поговорить со старой драконицей о её дальнейших планах на жизнь.
Управлять гаремом, который с отъездом Эдварда стал быстро уменьшаться в размерах (девушки просились к своим семьям, не желая больше оставаться в одиночестве и ожидании, а Эммилия, конечно, позволяла им уехать), надобности не было. Некоторые добровольно отправились в монастыри — пока курировать благотворительность. Хотя, скорее всего, это было лишь предлогом, чтобы не оставаться тут с Эммили. Все помнили их встречу в рабочем кабинете короля и боялись ссылки или наказания теперь, когда их защитник отбыл молодоженом в соседнее государство. Дела во дворце тоже вроде наладилась, слуги больше не работали спустя рукава, но совсем не благодаря управляющей. Так какого рожна она все ещё здесь сверлит вечно невольным взглядами мать наследника?
Решив, что поговорит с ней в ближайшее время, Эммили направилась в гостиную на ранний завтрак с
Эммили и правда не была королевой. И была уверена, что не будет.
Глава 29
Но сегодня она решилась, наконец, войти в башню, где заточен король. Нужно принимать решение о дальнейшем пути страны. И понимать наверняка, чем грозит её сыну, если прежний правитель решит вернуться на трон.
Оставив Амана с Арселем, она медленно поднималась по крутой винтовой лестнице всё выше, держась одновременно и за хлипкие перила и за каменную кладку стены. Последняя внушала гораздо больше доверия.
Перед самым входом в просторную залу под самой крышей глубоко вдохнула. Последний их разговор заставил её в слезах бежать к мосту, чтобы оборвать все мучения. Стоя там, над обрывом, она готовилась сделать роковой шаг, отделяющий её от свободы. И скорее всего сделала бы, если не случай.
Но теперь она свободна. Его армия приняла её. Его народ принял её. И она не позволит отдавать себе приказы. Ведь идет за тем, чтобы забрать и его трон. Единственное, чем дорожит черствый и жестокий король. И она сделает это, не раздумывая. Даст ему шанс отказаться, но если нет — то заберет силой.
Причинит боль. Так же, как и он когда-то поступил с ней.
Можно было взять с собой воинов или хотя бы Арселя в качестве поддержки и защиты. Чего ждать от безумного короля, она не знала. Но не хотела демонстрировать свой страх чужим. Не хотела показывать и Арселю свои истинные чувства, сама боялась испугаться, склонить перед ним и его давящей энергетикой голову. И не хотела, чтобы хоть одна живая душа увидела её очередной позор. Хватит. Насмотрелись.
Прямо сейчас, стоя у самого входа, собиралась сделать шаг в неизвестность, прямо как тогда на мосту. Только раньше это виделось ей избавлением, а теперь разговор с королем все же пугал. Но она твердо решила, если он попробует лишить её сына — она его уничтожит. Найдет способ отнять не только трон, но и жизнь у почти бессмертного дракона. Она пока не знала, как именно. Но решимость в душе только крепла.
Огромную залу больше чем на две трети занимала кованая решетка, светящаяся магическим мерцанием. У дальней стены за ней, прислонившись к камню, сидел король.
Она узнала бы его даже так — со спины, сгорбившегося, обросшего, в пыльной одежде. Даже в таком положении было заметно, что король гораздо мощнее младшего брата. Эммили уже и забыла, насколько… Длинные, когда-то шелковистые и благоухающие ароматами, волосы спутаны и неухожены.
А раньше ведь она выглядела точно так же, сидя на полу у его ног. И он тогда прошел мимо, не сказав и слова. Она и не ждала милосердия или жалости. Хотя бы просто слова… поддержки, успокоения. Пусть даже неискренние, как и все, что он ей говорил. Но зато она бы услышала его голос, он помог бы справиться с болью и страхом. А она могла бы убедить себя, что все не так уж и плохо. Но не получила ничего, кроме молчания.