Месть Нофрет. Смерть приходит в конце
Шрифт:
– А если я не хочу этого? – с вызовом спросила Ренисенб.
Камени рассмеялся, обнажив крепкие белые зубы.
– Но ты хочешь уехать со мною, просто не желаешь в этом признаваться! Жизнь хороша, Ренисенб, когда брат и сестра вместе. Я буду любить тебя и сделаю тебя счастливой, а ты станешь «превосходной пашней для своего господина». Я больше не стану молить Птаха: «Любимую дай мне сегодня ночью!», а пойду к Имхотепу и скажу: «Дай мне мою сестру Ренисенб». Но мне кажется, что здесь тебе грозит опасность, и поэтому я тебя увезу. Я хороший писец и могу наняться к кому-нибудь из знатных людей Фив,
Женщина молчала, чувствуя, как сильно бьется ее сердце и разливается по всему телу сладкая истома. Но вместе с покорностью и желанием в ее душе рождалось и нечто совсем другое – неприязнь.
«Он касается моей руки, и я таю… – подумала она. – Это из-за его силы… его широких плеч… его смеющихся губ… Но я не знаю его мыслей, не знаю, что у него в душе и на сердце. Я не чувствую покоя и нежности… Чего я хочу? Не знаю… Но не этого… Не этого…»
Она услышала свой голос, который ей самой показался слабым и неуверенным:
– Мне не нужен другой муж… Я хочу быть одна… Сама…
– Нет, Ренисенб, ты ошибаешься. Ты не хочешь жить одна. Об этом говорит твоя рука, дрожащая в моей… Видишь?
Ренисенб с усилием выдернула руку.
– Я тебя не люблю, Камени. Наверное, я тебя ненавижу.
Он улыбнулся:
– Меня не пугает твоя ненависть, Ренисенб. Она очень похожа на любовь. Мы еще поговорим об этом.
Он ушел, двигаясь с быстротой и грациозностью молодой газели.
Ренисенб поплелась к Кайт и детям, игравшим у воды. Кайт заговорила с ней, но молодая женщина отвечала невпопад. Однако Кайт, похоже, этого не заметила – или, как всегда, была полностью поглощена детьми, а на остальное не обращала внимания.
Внезапно, нарушив молчание, Ренисенб спросила:
– Как ты думаешь, Кайт, стоит мне снова выходить замуж?
– Наверное, это будет хорошо, – спокойно, без особого интереса ответила Кайт. – Ты молодая и сильная, Ренисенб, и у тебя может быть еще много детей.
– Разве в этом заключается вся жизнь женщины? Следить за домом, рожать детей, проводить с ними весь день у пруда под сикоморами…
– Для женщины нет ничего важнее. И ты должна это знать. Не уподобляйся рабыне… У женщин в Египте есть власть… наследство передается через них детям. Женщины – жизненная сила Египта.
Ренисенб задумчиво посмотрела на Тети, которая сосредоточенно плела гирлянду из цветов для своей куклы. Девочка слегка хмурилась, полностью поглощенная работой. Она бывала так похожа на Хея, когда выпячивала нижнюю губу и чуть склоняла голову набок, что сердце Ренисенб буквально разрывалось от боли и любви. А иногда женщина крепко прижимала дочь к себе, словно девочка все еще была частью ее тела, ее плотью и кровью. «Она моя, только моя», – мысленно повторяла Ренисенб.
Теперь, наблюдая за Тети, она подумала: «Она – это я… и она – это Хей…»
Тети подняла голову, увидела мать и улыбнулась. Это была спокойная, дружелюбная улыбка, в которой отражались доверие и радость.
«Нет,
Кайт удивленно смотрела на нее:
– Что тебе нужно, Ренисенб? Я не понимаю.
Та не ответила. Как объяснить Кайт то, чего она сама не могла понять? Она оглянулась, окинув взглядом ограду двора, раскрашенную в яркие цвета галерею дома, гладь пруда, изящную маленькую беседку, аккуратные клумбы и заросли папируса. Все безопасно, защищено… бояться нечего; ее окружают лишь знакомые домашние звуки, щебет детских голосов, грубые, пронзительные крики женщин в доме, мычание скота вдали…
– Отсюда не видно Реки… – медленно произнесла она.
– А зачем ее отсюда видеть? – удивилась Кайт.
– Не знаю… Наверное, это глупо.
Перед ее внутренним взором возникла панорама зеленых полей, сочных и изобильных, а за ними – уходящая за горизонт, разделяющаяся надвое лента Нила, сначала бледно-розовая и аметистовая, а потом серебристая…
У Ренисенб перехватило дыхание, краски и звуки вокруг поблекли… на нее снизошел покой и безмятежность…
«Если я поверну голову, то увижу Хори, – мысленно произнесла она. – Он оторвет взгляд от папируса и улыбнется мне… Потом зайдет солнце, станет темно, и я засну… Это будет смерть».
– Что ты сказала, Ренисенб?
Ренисенб вздрогнула. Она не отдавала себе отчета, что говорит вслух. Очнувшись от грез, она вернулась к действительности. Кайт с любопытством смотрела на нее.
– Ты сказала «смерть», Ренисенб. О чем ты думала?
Молодая женщина покачала головой:
– Не знаю. Я не хотела…
Она снова оглянулась. Милая семейная сцена: плеск воды, играющие дети… Ренисенб вздохнула:
– Как мирно и покойно! Невозможно представить, что тут происходит… нечто… ужасное…
Но именно возле пруда на следующее утро нашли Ипи. Он лежал, раскинув руки, и его лицо было погружено в воду – чья-то рука удерживала его в таком положении, пока он не захлебнулся.
Глава 16
Второй месяц лета, 10-й день
Имхотеп сидел, обхватив себя руками. Он сильно постарел – теперь это был убитый горем, сморщенный старик с жалким, растерянным лицом.
Хенет принесла ему еды и уговаривала поесть.
– Да-да, Имхотеп, ты должен поддерживать свои силы.
– Зачем? Что такое сила? Ипи был сильным… сильным своей юностью и красотой… а теперь он лежит в соляном растворе… Мой сын, мой нежно любимый сын. Последний из моих сыновей…
– Нет, нет, Имхотеп. У тебя есть Яхмос, твой добрый Яхмос…
– Надолго ли? Он тоже обречен. Мы все обречены. Какие силы зла обрушились на нас? Разве я мог знать, что случится такое, когда привел наложницу к себе в дом? Это обычное дело – я не нарушал законов, установленных людьми или богами. Я обращался с нею уважительно. За что же мне такое наказание? Или это мне мстит Ашайет? Неужели она не может меня простить? Да, она не ответила на мою просьбу… Злодеяния продолжаются.