Месть Нофрет. Смерть приходит в конце
Шрифт:
– Ты уверена…
– Уверена, – сказала Ренисенб, ласково улыбнулась ему и вышла на галерею.
Потом она пересекла двор. У пруда Камени играл с Тети. Ренисенб неслышно приблизилась к ним и наблюдала, пользуясь тем, что они ее не видят. Камени, как всегда веселый, казалось, наслаждался игрой не меньше ребенка. Сердце Ренисенб смягчилось. «Он будет хорошим отцом для Тети», – подумала она.
Камени повернул голову, увидел ее и со смехом встал.
– Мы сделали куклу Тети жрецом Ка, – сказал он. – Жрец совершал жертвоприношения и проводил обряды в гробнице.
– Его зовут Мериптах, – сообщила Тети. Она была
Камени рассмеялся.
– Тети очень умная, – похвалил он. – А также сильная и красивая.
Он перевел взгляд с ребенка на Ренисенб, и в этом ласковом взгляде она прочла его мысли – о детях, которых она ему родит.
По телу Ренисенб пробежала дрожь, и в то же время она почувствовала острый укол раскаяния. В эту минуту ей хотелось видеть в его глазах только собственное отражение. «Почему я не могу быть той Ренисенб, которую видит он?» – подумала она.
Но это чувство быстро прошло, и Ренисенб ласково улыбнулась Камени.
– Отец говорил со мною, – сказала она.
– И ты согласна?
– Согласна, – ответила Ренисенб после секундного колебания.
Последнее слово произнесено, и обратной дороги нет. Все решено. Но она чувствовала лишь усталость и безразличие.
– Ренисенб?
– Да, Камени.
– Ты покатаешься со мною в лодке по Реке? Мне всегда этого хотелось.
Странно, что он это сказал. Увидев его в первый раз, Ренисенб почему-то вспомнила о квадратном парусе, о Реке и смеющемся лице Хея. А теперь она забыла лицо Хея, и вместо него под парусом на фоне воды будет сидеть Камени, заглядывать в ее глаза и смеяться.
Во всем виновата смерть. Вот что она с тобою сделала… Ты говоришь: «Я чувствую это, или я чувствую то», но это только слова, потому что ты ничего не чувствуешь. Мертвые мертвы. Памяти не существует…
Да, но есть еще Тети. Есть жизнь, есть обновление жизни, подобно тому, как воды разлива каждый год смывают все старое и готовят почву для нового урожая.
Кайт сказала: «Женщины семьи должны быть заодно». Может, она всего лишь женщина семьи… Ренисенб или кто-то другой… неважно…
Она услышала голос Камени, настойчивый и слегка встревоженный:
– О чем ты думаешь, Ренисенб? Иногда мысли уносят тебя так далеко… Ты покатаешься со мною по Реке?
– Да, Камени, покатаюсь.
– Мы возьмем с собою Тети.
Это похоже на сон, подумала Ренисенб: лодка, парус, Камени, она и Тети… Они убежали от смерти и страха смерти. Вот начало новой жизни.
Камени что-то говорил, и она отвечала, словно в трансе.
«Это моя жизнь, – подумала Ренисенб, – и от нее не убежать…»
Потом новая мысль, недоуменная: «Почему я говорю «убежать»? Разве есть место, куда я могла бы убежать?»
Перед ее внутренним взором возникла знакомая картина: маленький грот рядом с гробницей, и она сама, сидящая там, подтянув колено и подперев рукой подбородок…
«Но это было не здесь – не в этой жизни, и теперь ей никуда не убежать, до самой смерти…»
Камени причалил к берегу и вышел из лодки. Потом взял на руки Тети. Девочка обняла его и нечаянно порвала шнурок амулета у него на шее. Амулет упал к ногам Ренисенб, и она подняла его. Это был символ «анх» [32] ,
32
Анх, коптский крест – древний символ, египетский иероглиф, а также один из наиболее значимых символов древних египтян. Также известен как «ключ жизни», «ключ Нила», «бант жизни», «узел жизни», «крест с петлей», «египетский крест», «крукс ансата». Представляет собою крест, увенчанный сверху кольцом.
Женщина расстроенно ахнула:
– Согнулся. Так жаль… Осторожнее, – предупредила она Камени, который взял у нее амулет. – Может сломаться.
Но его сильные пальцы согнули амулет еще больше и переломили надвое.
– Что ты сделал?
– Возьми половинку, Ренисенб, а я возьму вторую. Это будет наш знак – что мы половинки одного целого.
Он протянул Ренисенб половину амулета, и она уже собиралась взять ее, как в ее голове словно что-то щелкнуло, и она вскрикнула.
– В чем дело, Ренисенб?
– Нофрет.
– Что ты этим хочешь сказать – Нофрет?
– Сломанный амулет в шкатулке для драгоценностей, принадлежавшей Нофрет. – Ренисенб говорила торопливо, но уверенно. – Это ты дал его ей… Ты и Нофрет… Теперь я все понимаю. Почему она была несчастна. И я знаю, кто подбросил шкатулку ко мне в комнату. Я знаю все. Не лги мне, Камени. Я знаю.
Камени не протестовал. Он пристально смотрел на Ренисенб, не отводя взгляда. А когда заговорил, голос его звучал серьезно, а на лице не было улыбки.
– Я не буду лгать тебе, Ренисенб.
Он немного помолчал, нахмурившись, словно пытался привести в порядок свои мысли.
– В каком-то смысле я даже рад, что ты узнала. Хотя все не так, как ты думаешь.
– Ты дал ей половинку амулета… точно так же, как хотел дать мне… в знак того, что вы две половинки одного целого. Это твои слова.
– Ты сердишься, Ренисенб… И я рад – это свидетельство того, что ты меня любишь. Но все равно я должен тебе объяснить. Я не давал амулет Нофрет. Это она дала его мне…
Камени помолчал.
– Ты можешь мне не верить, но это правда. Клянусь, это правда.
– Я не говорю, что не верю тебе… – медленно произнесла Ренисенб. – Это вполне может быть правдой.
Она вспомнила мрачное, несчастное лицо Нофрет.
Камени продолжал убеждать ее – страстно, по-детски:
– Попытайся меня понять, Ренисенб. Нофрет была очень красива. Я был польщен и доволен, как и любой другой на моем месте. Но я никогда по-настоящему ее не любил…
Ренисенб вдруг охватило странное чувство – жалость. Нет, Камени не любил Нофрет… однако Нофрет любила Камени… Это была горькая, безответная любовь. Однажды утром именно на этом месте на берегу Реки она заговорила с Нофрет, предлагая ей любовь и дружбу. И очень хорошо помнила черную волну ненависти и страдания, исходившую от девушки. Теперь причина ясна. Бедная Нофрет… наложница напыщенного старика, сгоравшая от любви к веселому, беззаботному, красивому юноше, которому она была почти или совсем безразлична.