Месть Нофрет. Смерть приходит в конце
Шрифт:
Глава 13
Первый месяц лета, 25-й день
После возвращения мужчин от номарха, где был должным образом утвержден договор о совместном владении, в доме воцарилась атмосфера радости. Не радовался только Ипи, которого в последний момент исключили из договора по причине молодости. Обидевшись, он намеренно ушел из дома.
Имхотеп, пребывавший в прекрасном настроении, приказал вынести на галерею кувшин вина, где его поместили на подставку.
– Ты должен выпить, друг мой, – объявил он, похлопав
Имхотеп, Яхмос, Себек и Хори выпили. Затем пришло известие о краже вола, и четверо мужчин поспешно удалились, чтобы выяснить обстоятельства дела.
Час спустя Яхмос вернулся во двор, усталый и разгоряченный. Он подошел к подставке с кувшином вина, зачерпнул из него бронзовой чашей и сел на галерее, неспешно прихлебывая. Немного погодя к нему присоединился Себек.
– Ха! – радостно воскликнул он. – Выпьем еще вина. Давай выпьем за наше будущее – наконец за него можно не беспокоиться. Это радостный день для нас, Яхмос!
– Да, – согласился старший брат. – Жизнь станет легче, во всех отношениях.
– Ты всегда такой сдержанный, Яхмос…
Себек рассмеялся, зачерпнул себе вина, выпил, облизнул губы и отставил чашу.
– Теперь посмотрим, будет ли отец так же противиться всему новому или мне удастся убедить его.
– На твоем месте я бы не торопился, – посоветовал Яхмос. – Вечно ты спешишь.
Себек ласково улыбнулся брату. Он пребывал в добродушном настроении.
– А ты, как всегда, предпочитаешь медленно, но верно, – насмешливо парировал он.
Яхмос улыбнулся, нисколько не обидевшись.
– В конце концов этот путь оказывается самым верным. Кроме того, отец был очень добр к нам. Не стоит его волновать.
Себек с удивлением посмотрел на него:
– Ты и вправду любишь отца? У тебя доброе сердце, Яхмос! А мне теперь… ни до кого нет дела… то есть ни до кого, кроме Себека – долгой ему жизни!
Он снова зачерпнул вина.
– Осторожнее! – предупредил Яхмос. – Ты сегодня почти не ел. Иногда, если выпить вина…
Он умолк, и губы его исказила гримаса.
– Что с тобой, Яхмос?
– Ничего… вдруг стало больно… я… нет, ничего.
Он поднял руку и вытер внезапно вспотевший лоб.
– Ты неважно выглядишь.
– Уже всё в порядке.
– Если только никто не отравил вино. – Себек рассмеялся собственным словам и протянул руку к кувшину. Но рука его замерла на полпути, а тело вдруг выгнулось в мучительной судороге…
– Яхмос, – захрипел он. – Яхмос… Я… тоже…
Старший брат согнулся пополам. С его губ слетел сдавленный стон.
Себек корчился от боли.
– Помогите! – вскрикнул он. – Пошлите за лекарем… за лекарем…
Из дома выбежала Хенет:
– Ты звал меня? Что ты сказал? Что случилось?
На ее крики сбежались остальные.
Братья стонали от боли.
– Вино… отравлено… – еле слышно прошептал Яхмос. –
– Опять беда, – пронзительным голосом запричитала Хенет. – Этот дом и вправду проклят… Быстрее! Торопитесь! Бегите в храм к жрецу Мерсу – он искусный и опытный лекарь.
Имхотеп в волнении расхаживал по центральной комнате дома. Его тонкие льняные одежды были грязными и мятыми; он не принял ванну и не переоделся. Лицо его осунулось от страха и тревоги.
Из глубины дома доносились тихие причитания и плач – реакция женщин на катастрофу, обрушившуюся на дом. Отчетливее других звучал голос Хенет.
Из боковой комнаты доносился голос лекаря и жреца Мерсу, который хлопотал над неподвижным телом Яхмоса. Этот звук привлек Ренисенб, и она незаметно выскользнула с женской половины. Ноги сами принесли ее к порогу комнаты, где лежал Яхмос, и она остановилась, вслушиваясь в успокаивающие слова молитвы, которую нараспев читал жрец:
– О Исида, великая чарами, защити меня, укрой от всего дурного, злого и черного, от удара бога и удара богини, от мертвого мужчины или мертвой женщины, от живого мужчины или живой женщины, которые могут желать мне зла…
С губ Яхмоса сорвался тихий стон.
Ренисенб зашептала, обращаясь к богине:
– О Исида… великая Исида… спаси его… спаси моего брата Яхмоса… Ты, великая чарами…
В голове ее теснились мысли, пробужденные словами молитвы.
– От всего дурного, злого и черного… Вот что случилось с нами в этом доме… да, черные мысли, злые мысли… гнев мертвой женщины…
Ренисенб мысленно обратилась к той, которая не выходила у нее из головы:
«Яхмос не сделал тебе ничего дурного, Нофрет… и хотя Сатипи была ему женой, ты не можешь винить его в ее поступках… он никогда не имел над нею власти… никто не имел. Убившая тебя Сатипи мертва. Разве этого недостаточно? Себек тоже мертв – Себек, который только угрожал, но тоже не сделал тебе ничего дурного… О Исида, не позволь Яхмосу умереть… спаси его от черной ненависти Нофрет!»
Не находивший себе места Имхотеп поднял голову, и при виде дочери его лицо осветилось нежностью.
– Иди ко мне, Ренисенб, дитя мое.
Она подбежала к отцу и крепко обняла.
– Отец, что говорят лекари?
– Они говорят, что с Яхмосом есть надежда, – печально ответил он. – А Себек… Ты уже знаешь?
– Да-да. Разве ты не слышал наш плач?
– Он умер на рассвете, – сказал Имхотеп. – Себек, мой сильный и красивый сын… – Голос его задрожал и сорвался.
– Как это ужасно, как жестоко… и ничего нельзя было сделать?
– Были испробованы все средства. Отвары, вызывающие рвоту. Соки целебных трав. Священные амулеты и могущественные заклинания. Но все тщетно. Мерсу – искусный лекарь. Если он не смог спасти моего сына… значит, этого не хотели боги.