Месть обреченного
Шрифт:
Неплохая идея, за исключением одного пунктика – случись так, за мной по всему миру будут гоняться лучшие ликвидаторы корпорации.
А что они вычислят, кто отправил на тот свет их доверенного человека, практически можно не сомневаться. Этого мне только и не хватало…
Что делать? Вечный вопрос, черт его дери…
Попрощавшись с Эсмеральдой и поблагодарив за информацию, я уже было направился в раздумьях к выходу из пулькерии, как вдруг меня окликнул улыбчивый официант:
– Сеньор Мигель! Вас
Для меня было, конечно, неожиданностью, что двухметровый детина знает мое имя – пусть и вымышленное, но все же…
Похоже, Эрнесто, который, как мне тогда казалось, знал держателей всех притонов Южной Америки, по пьянке распустил язык.
Впрочем, могло быть и иное объяснение – длинные уши официанта, чисто профессиональная особенность.
Но, как бы там ни было, а меня звал сам хозяин "Эмбиры", дородный дон Мануэль, с виду добродушный увалень, любитель сладкого и старины, но на самом деле, как меня "просветил" Эрнесто, обладатель такой "богатой" биографии, которая не снилась даже средневековым флибустьерам.
Что нужно от меня дону Мануэлю?
Конечно, он знал, что я друг Эрнесто, но мы с ним никогда не перебросились даже парой слов, только раскланивались.
Ловушка? Кто и зачем? А вдруг Мануэль хочет сообщить что-то важное? Например, о том, где скрывается Эрнесто…
С этими мыслями я шел вслед за официантом по обшитому деревянными панелями коридору, каждым своим нервом ощущая пока еще не совсем оформившееся в сознании чувство надвигающейся опасности. – Сюда, – любезно отворил резную дверь улыбчивый негр.
И посторонился, пропуская меня внутрь.
Дон Мануэль сидел в конце длинной комнаты и посасывал потухшую трубку. Завидев меня, он любезно улыбнулся и махнул рукой, приглашая подойти поближе.
Мне почему-то его улыбка не понравилась. Но я, внутренне сжавшись и готовясь к любым неожиданностям, ступил вперед шаг, другой, третий…
А вот к тому, что случилось дальше, я готов не был.
И не мог быть готовым: пол подо мною вдруг разверзся, и я, не успев ни среагировать, ни даже удивиться, полетел, как мне показалось, в бездонный колодец…
Опер
Чтобы не "светить" Палыча, я решил поговорить с ним у него на работе, в исполкоме. Я даже не стал ему звонить, опасаясь прослушивания.
В том, что Палыч на "боевом посту", я не сомневался. Он был служакой до мозга костей, и если бы даже земля рушилась, мой бывший шеф не мог позволить себе покинуть рабочее место раньше шести вечера.
Я не ошибся – Палыч трудился в поте лица.
На удивление, несмотря на его весьма незначительный чин в исполкомовской иерархии, у Палыча был отдельный кабинет.
Правда крохотный, как детская спальня, с одним узким окном и ветхозаветным
Палыч смотрел на меня исподлобья, помешивая кофе своей серебряной ложечкой-талисманом. Сколько я его помню, он таскает этот странный фетиш с собой даже в отпуск.
– Не то слово…
– Много работы? – Да.
Я не стал разубеждать старика (впрочем, какой он к черту старик! разве что по сравнению со мной), хотя недосыпал совершенно по иной причине.
– Есть результат?
– А когда он был?
– Ну, в мои времена…
– В ваши времена я мог посадить под замок любого подозреваемого и выкачать из него все, что мне необходимо. – Предположим, не любого… – Вы имеете ввиду партайгеноссе высокого ранга?
– И не только их. К торговой мафии тоже было не подступишься. Пока не получишь указание свыше, на торгашей… э-э… возбранялось даже пальчиком грозить.
– Да, "кормильцев" партийные бонзы сдавали очень неохотно. Сражались за них, как за родину.
– У них родина и тогда была, и сейчас находится… э-э… под знаком золотого тельца. Только нынче все они перекрасились в больших демократов. – Ну, вам лучше об этом знать. – Да уж… – Иван Палыч потускнел. – Демократия…
– Вот и я о том же. Теперь, когда прокурор подписывает постановление на арест, у него не только поджилки, но и руки трясутся – как бы чего не вышло. В лучшем случае попадет под сокращение штатов. А в худшем… Завалят – и глазом не мигнут.
– Веселые пошли денечки… – хмуро кивнул, соглашаясь со мной, Палыч.
– Веселей некуда… Ничего, прорвемся.
– Ты по-прежнему оптимист?
– Нет, я стал прагматиком. Принимаю жизнь такой, какая она есть на данный момент.
– Значит, ты постепенно… э-э… переползаешь на ИХ сторону. – Меня перетаскивают. Но я упираюсь. – И как, удается? – Пока да. А что будет дальше… – Я развел руками. – Все дело в цене.
Меня понесло. Наверное, от большого нервного напряжения, которое я испытывал все эти дни и ночи. – Ты так любишь деньги? Раньше я этого… э-э… не замечал. – А кто их не любит? Может, вы?
– Ну, я… – Палыч вдруг засмущался. – Я пенсионер.
– Ладно, хватит об этом. Деньги – зло. Это я нутром понимаю. Но зло чертовски приятное. И с этим выводом не поспоришь. А что касается работы… Вам привет от Ивана Савельича.
– Спасибо. – Иван Палыч оживился. – Как он там?
– По-прежнему партизанит: полает – спрячется, грызнет – и в конуру.
– Хитрый хохол… И все равно – толковый мужик.
– Кто против? Я его не осуждаю. Он, по крайней мере, не лезет вверх по головам своих коллег и товарищей по работе, не подличает и не берет взяток.