Месть прошлого
Шрифт:
Первое время к Шидаю относились настороженно. Все ещё помнили, как его притащили сюда. Пьяного, обросшего, вонючего и грязного. Но никто не воспротивился решению Шереха. Только кормилица высказала робкие сомнения. Руахаш как уехал в храм, так и не вылезает из своих молитв. Менвиа появляется в доме мужа редко, предпочитая городской особняк, подаренный ей родителями. А Ирай и Ноэлиш, несмотря на своё ярое нежелание отдавать правнука Вотым, не знали, что делать с больным мальчиком.
– Не многовато тут места, – заметил Шерех, осматриваясь.
–
Из корзины донеслись хруст и болезненное поскуливание, и лекарь сразу встрепенулся. Но не встал. Исподлобья посмотрел на Шереха, сжал пальцы, но остался сидеть. Корзина закачалась, и в дыру просунулась встрепанная голова, а затем и плечики. Ребёнок полностью выполз, с трудом встал и замер, уставившись на прадеда сочно-янтарными, почти рыжими глазами. На сердце потеплело. Хорошенький мальчик. Щёчки мягкие, круглые, волосики серебристые, серые бровки умилительно насуплены, и весь такой серьёзный и недовольный. Взгляд скользнул по печати на груди, и Шерех приметил несколько новых деталей.
– Ранхашик, давно не виделись. Пойдёшь к дедушке? – Шерех, широко улыбнувшись, протянул к внуку руки, но тот посмотрел на него исподлобья, ладошкой решительно отпихнул его руки и полез на колени к Шидаю. – Эх, – с притворной грустью вздохнул консер.
Шидай осмотрелся, выискивая что-то, и достал из-под подушки рубашку мальчишки. В комнате повисло молчание. Шерех просто наблюдал, как лучший друг умершего сына ловко и аккуратно натягивал на капризно кривящего губы мальчика косо расшитую рубашку. И где только такую достал. Взгляд зацепился за кривоногих тощих лошадок, словно с детских рисунков сошедших.
– Слышал, Менвиа приходила. И как?
– Она жива, – скупо ответил Шидай. – И, надеюсь, в ближайший год не сунется.
Закончив с рубашкой, он оперся локтями на колени и крест-накрест обнял Ранхаша, почти полностью скрывая его в своих объятиях. На душе у Шереха стало совсем тоскливо. В который раз он приходил, чтобы найти подтверждение уже известному, но так и не находил в себе силы спросить напрямую.
– Пусть Руахаш присмотрит за своей женой, – холодные жёлтые глаза нехорошо прищурились. – Я её из постели выгнал, но кто-то не будет так щепетилен.
– Руахаш берёт на себя слишком много вины, – поморщился Шерех. – Я говорил с ним, но он уверен, не имеет права судить её. Боги с ними, Шидай. Давай о Ранхаше лучше поговорим. Что у нас нового?
– Вы уже всё видели. Щенок начал ходить. Переехали мы. Печать поправил, спит теперь лучше. Ох, Ранхаш…
Мальчик вытащил руку из-под рубашки лекаря и с гордостью продемонстрировал серебристый волос, выдернутый, по всей видимости, из живота.
– Ощипывает, маленький негодник, – умилился проказливости внука Шерех. – Так и полысеешь.
– Ладно хоть волосы… – тихо пробурчал Шидай, подстёгивая шаловливую фантазию консера. – Всё ему любопытно, всё на зуб надо попробовать, –
– Жадала зовёт вас в гости. Сама приехать не смогла, Дишен своих младших привёз. Ранхаш, поедешь к бабушке?
Мальчик диковато посмотрел на деда и прижался к животу Шидая.
– А Шидая отпустишь?
– Раз зовёт, поедем, – без энтузиазма отозвался мужчина.
– Едем? – Ранхаш широко распахнул янтарные глазища и замотал головой. – Не, не-не, – и требовательно потянул лекаря за рукав. – Па не едет?
Словно нож между рёбер вошёл. Шерех замер, а Шидай бросил на него быстрый взволнованный взгляд и закусил губу.
– Я не учил, – глухо признался он. – Сам… не знаю, где услышал.
Шерех ожидал этого, но всё равно было больно слышать, как его собственный внук зовёт отцом другого мужчину, не его отпрыска. Единственный сын Борлана даже не заслужил того, чтобы маленький сын называл его отцом.
– Ничего-ничего… – с трудом выдохнул Шерех. – Должны же у него, в самом деле, быть родители. Странно, что не мама, – оборотень невесело улыбнулся.
Зажмурившись, Шидай склонил голову, прижимаясь лбом к макушке ребёнка.
– Прости… прости… Страшно и больно привязываться вновь, но я не могу это остановить.
– Ну, Шидай, чего я ещё мог ожидать? Когда двое умирающих вытаскивают друг друга из пропасти, жестоко требовать от них, чтобы они остались друг к другу равнодушными. Я пойду… подумаю. Ты помни. О приглашении.
Уже на пороге Шерех остановился, через плечо посмотрел на Шидая и увидел на его лице отстранённое, звериное выражение. Высунув язык, лекарь деловито лизнул мягкие как пух вихры Ранхаша и, заметив внимание консера, молча оскалился.
Маленький Ранхаш вырос, стал крепким стройным мужчиной. Волосы его больше не были похожи на серебристый пух и толстой косой опускались к поясу, да и глаза были уже не рыжими, а просто насыщенно янтарными. Но вот суровое выражение лица осталось совсем таким же, как в детстве. Шереху даже почудилось, что губы у внука капризно изогнуты. Шидая тоже постигла чудесная перемена. Больше не было истерзанного болью и сомнениями взгляда. Он смотрел на Ранхаша открыто, с радостной гордостью, не боясь показывать своё истинное отношение к нему.
И чего он, Шерех, тогда терзался? Воистину, глупым можно быть в любом возрасте.
До слуха оборотней донёсся торопливый звук шагов, и в коридоре показались Фоший и оборотень в чёрном, в котором Ранхаш узнал своего подчинённого.
– Что они натворили? – с мрачной обречённостью, сразу смиряясь с любыми возможными вариантами, поинтересовался харен, не сомневаясь, что Майяри и Викан что-то учудили. Об этом говорил запыхавшийся и раздосадованный вид оборотня. Если бы случилось нечто плохое, то он был бы обеспокоенным.