Месть Шарпа

Корнуэлл Бернард

— Бони отрёкся! Париж наш! Войне — конец! Мы победили! Боже правый, мы победили!

Мгновение было тихо, затем сидевшие в таверне британцы взревели. Выслушав перевод знающих английский товарищей, к рёву присоединились испанцы с португальцами. Французы, среди которых имелось несколько инвалидов-ветеранов, угрюмо уставились в свои стаканы. Один плакал.

Фредериксон приказал служанке подать шампанское, сигары и бренди:

— Мы победили, Ричард! — теребил он Шарпа, — Всё кончено!

— Когда Бони отрёкся? — сумрачно спросил майор.

— Бог весть. То ли неделю назад, то ли две.

— До драки за Тулузу?

Фредериксон пожал плечами:

— Ну… да.

Проклятье,

с горечью думал Шарп, выходит, Нэн умер зря? Кровь, пролитая на гребне, выходит, была пролита зря?

Злость и тоска недолго царили в его душе. До Шарпа внезапно дошло: по всей Европе сейчас служили благодарственные молебны и били в колокола! Не будет больше сожжённых деревень и вытоптанных пашен, ограбленных церквей и разорённых городов. Сердце Шарпа забилось быстрей. Не будет изматывающих маршей под дождём и ночёвок в снегу, кровавого кошмара брешей и свиста картечи. Не будет канонад, улан, тиральеров. Всё кончилось. Война кончилась. Страх кончился. Рот сам собой растянулся до ушей, и Шарп обнаружил, что жмёт ладони подошедшим узнать у Фредериксона подробности офицерам. Наполеон, людоед, тиран, пугало Европы, проклятый корсиканец, узурпатор — кончился.

Кто-то пел, кто-то отплясывал между столиков, за которыми горбились неподвижные фигуры французов. Побеждённых.

Принесли шампанского. Не спрашивая разрешения, Фредериксон выплеснул красное вино из кружки Шарпа на засыпанный опилками пол и доверху налил искристой шипучкой:

— Тост! За мир!

— За мир!

— За Дорсет!

— За Дорсет!

Может, пришла весточка от Джейн? Мысль мелькнула и пропала. Всё кончено! Никаких сабель, картечи, штыков и пуль! Недаром Пасха — праздник торжества над смертью. Никаких больше смертей!

— Я должен написать Джейн. — решил Шарп.

Как принято праздновать в Дорсете? Бычье жаркое, кружки с элем, благовест? Скоро Шарп узнает.

— Напишете Джейн завтра. — строго отрезал Фредериксон, — Сегодня налижемся до поросячьего визга.

— До поросячьего, так до поросячьего. — не стал спорить майор.

К часу ночи друзья невнятно и громко горланили песни с городских стен, иногда прерываясь, чтобы покричать в сторону горящих на западе огней британского бивуака. К двум искали другой винный погребок, наткнулись на ораву сержантов-кавалеристов, накачавших их по маковку шампанским. В три, держась друг за друга, стрелки бродили по брошенным французским укреплениям, и лишь благодаря часовым на деревянном мосте не свалились в канал. В четыре они арестовали сержанта Харпера за непростительную трезвость, а в пять оправдали, потому что он уже лыка не вязал. В шесть майор Ричард Шарп блевал, а в семь доволокся до пустой палатки Нэна и сел писать инструкцию, что инструкций больше не будет, ибо всё, тю-тю, война кончена!

И теперь наступит долгий, долгий мир.

Часть вторая

Глава 4

Бригада Нэна перестала существовать. Обескровленные в битве, лишённые командира батальоны распределили по другим бригадам. Причина была чисто административная. Военачальников у руля армии сменили столоначальники, и столоначальники жаждали скорее избавиться от воинства, собственными ногами промерившего расстояние от побережья Португалии до внутренних областей Франции. Фредериксон разжился в книжной лавке Тулузы старыми картами и обескураженно поделился с Шарпом открытием:

— Тысяча километров! Ворона за сколько этот отрезок пролетит? За месяц? За два? А мы тащились шесть лет!

Тысяча обычных километров, но десять, двадцать тысяч километров солдатских. Километров дорог, стылых и продуваемых

ветрами зимой, раскисших весной и осенью, пыльных летом. Солдатских километров, исчисляемых облезшей под лямками тяжеленного ранца кожей, погибшими друзьями, осадами и битвами. Солдатских километров, оставшихся навсегда в прошлом, потому что армии теперь предстоял единственный марш — две сотни километров до Бордо, где солдат ждали корабли. Какие-то батальоны они отвезут в заморские колонии, какие-то — на игрушечную войнушку в Америку, какие-то — в Англию для расформирования.

Рота Фредериксона должна была отправиться на родину. Батальон, частью которого она являлась, подлежал роспуску, а его бойцы — распределению по иным германским батальонам. Записавшиеся в роту во время войны испанцы уже слиняли. Они присоединились к зелёным курткам только, чтобы убивать французов, полулегально, и на их уход Фредериксон смотрел сквозь пальцы, причём тем глазом, что прикрывала повязка. Оставшийся после расформирования бригады не у дел Шарп получил дозволение вернуться в Англию со стрелками и через три недели после капитуляции французов плыл с зелёными куртками на плоскодонной барже, нанятой в качестве транспорта для доставки британских войск по Гаронне к причалам Бордо.

За считанные минуты до того, как баржа оттолкнулась от пристани, нарочный из штаба дивизии привёз мешок с почтой для роты Красавчика Вильяма. Корреспонденции было немного. В роте мало кто умел читать и писать, а у грамотеев редко имелись любящие родственники. Одно письмо адресовалось парню, погибшему ещё под Фуэнтес де Оноро. Его матушка, отказываясь верить в смерть сына, и по сей день писала ему каждый месяц пространные послания, наставляя служить честно, быть ревностным христианином и не позорить семью.

Нашёлся в мешке и толстый пакет для майора Ричарда Шарпа. Пакет шёл к адресату целый месяц, направленный сначала в Собственный принца Уэльского Добровольческий полк, оттуда — в штаб-квартиру, переправившую пухлый конверт в дивизию.

— А вы тревожились. — сказал Фредериксон, — Джейн написала вам, как только смогла.

— Верно.

Шарп удалился с пакетом на нос баржи и, волнуясь, вскрыл сургучные печати. Из оболочки выпали два письма.

Первое было от сумасшедшего ланкаширца, изобретшего уникальную цепную пулю, что, будучи выстрелена из мушкета или винтовки, ломала ноги кавалерии противника. Прожектёр умолял героя-майора замолвить словечко перед армейским начальством, чтоб оно купило удивительную пулю, пышно именуемую автором «Патентованным Конным Ноголомом Армбрюстера». Шарп письмо скомкал и швырнул за борт.

Второе послание было от лондонских банкиров Шарпа. Они с искренним почтением уведомляли клиента, что, в соответствии с доверенностью, наделявшей миссис Джейн Шарп правом распоряжаться открытым у них счётом майора, ей были выданы средства со счёта, включая четыре процента годовых, и доставлены на квартиру на Корк-стрит, в Вестминстере. Банкиры благодарили Шарпа за честь и доверие, выражая надежду, что он будет пользоваться и впредь услугами дома Хопкинсон и сын. Также сообщалось, что расходы на обслуживание счёта составили шестнадцать фунтов стерлингов сто сорок пять пенсов [11] , каковая сумма и была вычтена из выданных миссис Джейн Шарп денег. В заключение Шарпу напоминали, что у Хопкинсонов находится на хранении его сабля, подаренная Патриотическим фондом.

11

В одном фунте стерлингов двести сорок пенсов. Прим. пер.